Всего несколько дней назад Биллу казалось, что он годитсяему в отцы, а теперь посол выглядел молодым и полным жизни – и только потому,что мог самостоятельно выйти из комнаты.

После этого время потянулось нестерпимо медленно. Синди непоявлялась, и Билл подозревал, что она в «Клэридже» – зализывает раны. Он былуверен, что принял правильное решение и, в конце концов, она это оценит.

Он немного поспал, затем в палате появился врач-специалист.Ничего особенно ободряющего он не сказал, просто перечислил все имеющиесяварианты – от худшего к лучшему. Судя по рентгеновским снимкам, Билл вряд лисможет когда-либо ходить. Даже если он когда-нибудь будет чувствовать ноги, тостоять на них все равно не сможет. После соответствующей тренировки, возможно,удастся передвигаться при помощи костылей, но, по мнению врача, гораздо удобнееиспользовать инвалидную коляску. Эта новость была еще не из худших. Плохая жезаключалась в том, что возможна и потеря всяких ощущений ниже пояса. Можеттакже развиться артрит, и это приведет к постоянным болям. Однако в возрастепятидесяти двух лет Билл имеет значительные шансы хотя бы частично восстановитьфункцию ног – даже если не сможет ходить. По оценке врача, для восстановленияподвижности шеи потребуется от четырех до шести месяцев, а реабилитация ногзаймет, по меньшей мере, год. Можно, конечно, сделать еще пару операций, нопольза от них будет минимальной, а риск – чересчур большой. В случае неудачиБилл останется полностью парализованным, поэтому врач экспериментировать несоветовал. Он предупредил Билла, что некоторые хирурги могут пообещать емуулучшения, но, как прямо сказал доктор, надо быть полным дураком, чтобы принятьих слова на веру. Билл согласился. Картина, которую ему нарисовали, быладостаточно живой и красочной, но не слишком приятной. Врач честно предупредилБилла, что ближайший год ему придется работать как проклятому, но со временем,при условии упорной работы над собой, Билл наверняка сможет жить более илименее нормально. Если, конечно, сумеет психологически приспособиться к темограничениям, с которыми придется столкнуться. Врач сказал, что все это будетчертовски неудобно, но все же не конец света.

А затем, словно прочитав мысли Билла, он ответил на вопрос,который тот так и не осмелился задать. Ясно, что он никогда больше не сможетходить и будет прикован к инвалидной коляске. Но Билл не имел представления отом, сможет ли он вести половую жизнь, и от этого впадал в тихую панику. Врачоткровенно заявил, что Билл с большой долей вероятности сможет восстановить сексуальнуючувствительность и вести относительно нормальную половую жизнь, хотя об этомеще рано говорить. Тем не менее, он всячески старался его подбодрить.

– Если ваша жена немного потерпит, – с улыбкойзаметил доктор, – все будет хорошо. – Билл не стал объяснять ему, чтоскоро у него не будет жены и вряд ли он позволит себе эксперименты с другимиженщинами. Впрочем, когда он выздоровеет, то сможет прибегнуть к безотказномусредству – с головой погрузиться в работу. Теперь это все, что у него осталось.

Когда доктор ушел, Билл долго лежал и думал. Сейчас оннаходился в глубокой депрессии. За последние часы произошло слишком многособытий, и требовалось все это переварить. Было трудно смириться с мыслью обинвалидной коляске. Но он понимал, что могло быть хуже. Его могло полностьюпарализовать, он мог умереть, мог, наконец, стать умственно неполноценным. Но,несмотря на тот подарок судьбы, за который он, по-видимому, должен бытьчрезвычайно благодарен, больше всего его волновало, будет ли он полноценныммужчиной. Он снова и снова возвращался мыслями к Изабель, вспоминал о томвремени, которое они провели вместе. Трудно поверить, что это было всего четыредня назад. Четыре дня назад он танцевал с ней в «Аннабелз», а теперь она лежитбез сознания, а ему уже никогда больше не придется танцевать. Неужели онникогда не услышит ее голос, не увидит ее милое лицо? Билл заплакал. Слезы всееще лились по его лицу, когда в палату вошла сиделка. Зная, что врач был у негодовольно долго и вряд ли мог сообщить пациенту что-то приятное, она решила, чтоБилл расстроился, и мягко попыталась его подбодрить. Какой, наверное, ужас длятакого красивого, энергичного мужчины стать совершенно беспомощным!

– Не хотите обезболивающего, мистер Робинсон? –спросила она.

– Нет, я чувствую себя прекрасно. Как там миссисФоррестье? Есть какие-нибудь изменения? – Он спрашивал об Изабель каждыйраз, когда видел кого-либо из сестер, и никто не понимал, делает ли он этопотому, что считает себя виноватым в случившемся, или же потому, что питает кней какие-то чувства. Все терялись в догадках. Правду знала только сестра,дежурившая в ту ночь, когда Билл навещал Изабель, но доктор взял с нее слово,что она будет молчать.

– Все то же самое. Приходил ее муж, недолго побыл иснова ушел. Он, наверное, на несколько дней отбыл в Париж. Он все равно ничемпомочь не может. – Разве что быть с ней рядом и умолять поскореевернуться. Когда Билл вспоминал о Гордоне, его охватывала ненависть – ужслишком безобразно тот вел себя с Изабель. Но если он уехал, то можно навеститьее снова. Он сказал об этом сестре. Она знала, что Билл навещал Изабель прошлойночью, причем с разрешения врача, но сомневалась, разрешит ли доктор на этотраз. Однако, увидев выражение лица Билла, она все поняла, и ее сердце дрогнуло.

– Посмотрим, что можно сделать. – И сестра тут жеисчезла. Через пять минут она вернулась с двумя санитарами, которые сняликровать с тормозов и медленно покатили к двери. Пришлось снять часть датчиков,но теперь Билл уже мог некоторое время обойтись и без них.

Дежурившая у Изабель сестра открыла им дверь, и санитарыосторожно вкатили кровать в палату. Сестры деликатно отошли в угол комнаты,оставляя их наедине. Повернувшись насколько можно, Билл, как и прошлой ночью;сжал пальцы Изабель.

– Это я, Изабель… ты должна проснуться, любовь моя.Надо возвращаться. Ты нужна Тедди, нужна мне. Мы так давно не разговаривали, ятак по тебе скучаю! – По щекам Билла текли слезы. Замолчав, он продолжалсжимать ее руку и, кажется, стал постепенно засыпать. Уже собрались увозить егообратно, когда дверь палаты неожиданно распахнулась и на пороге появился ГордонФоррестье. Сестры вздрогнули, санитары поспешно удалились.

– Будьте добры немедленно вернуть мистера Робинсона вего палату! – приказал Форрестье. Билл не произнес ни слова. Ситуация былаясной до предела, и, проезжая мимо Форрестье, Билл ощутил в груди неприятныйхолодок. Наверняка Гордон воспрепятствует их свиданиям с Изабель. Впрочем, онскоро уедет в Париж… Билл лежал в своей палате, размышляя об этом, а также отом, как ужасно выглядела Изабель, когда в помещение ворвался ее муж.

– Если я снова обнаружу вас в ее палате, Робинсон, илиузнаю, что вы там были, я выброшу вас из этой больницы. Вам это ясно? –Форрестье весь трясся от гнева, лицо его было белым. Билл вторгся на еготерриторию, и это было возмутительно. Изабель была его собственностью, и он несобирался подпускать к ней Билла, какими бы ни были их отношения.