Во второй раз Джеми прыгнул немного лучше, и Лизудовлетворенно кивнула.

— Давай, давай еще, — подбодрила она сына.

Через некоторое время на задний двор вышла Кэрол.

— Ну, как успехи? — осведомилась она, и Джеми смрачным видом покачал головой.

— Не очень хорошо. Наверное, мне не стоит даже выходитьна старт.

— Ничего подобного, — твердо сказала Лиз. Онаочень хотела, чтобы Джеми не только участвовал в олимпиаде, но и победил — ведьона знала, как много это для него значит. Когда он тренировался с отцом, оноднажды выиграл «серебро» в беге на сто ярдов и «бронзу» в прыжках в длину. Онане сомневалась, что ему по плечу по крайней мере повторить этот успех. Онавелела сыну попробовать снова, и на этот раз он прыгнул намного удачнее.

— Вот видишь, — сказала Лиз. — «Я хочупобедить, но, даже если этого не случится, я клянусь, что будустараться», — напомнила она ему слова клятвы юных спортсменов-олимпийцев.

После этого Джеми повторил прыжок еще несколько раз, затемони перешли к бегу. Джеми дважды промчался через двор, длина которогосоставляла чуть больше ста ярдов, и оба раза показал вполне приличное время.Бег на короткие дистанции всегда давался ему лучше, чем прыжки в длину, —он был быстрее, чем большинство мальчиков, с которыми ему приходилосьсоревноваться, к тому же во время бега не так нужна была координация движений,и ему удавалось лучше сосредоточиться на том, что он делает. Несмотря назадержку умственного развития, Джеми умел собираться, как никто другой; этойзимой он наконец-то выучился читать и ужасно этим гордился. Теперь он читалвсе, что попадалось под руки, — надписи на пакетах с овсянкой, вывески ввитринах магазинов, ярлычки от новых платьев сестер, листовки, которыерекламные агенты засовывали под стеклоочистители машины Лиз, и даже деловыеписьма, которые она оставляла на кухонном столе или на холодильнике. НасколькоЛиз помнила, ни один из ее детей не любил читать так сильно и не читал такмного, как Джеми.

В семь вечера Лиз решила, что на сегодня, пожалуй, хватит,но Джеми уговорил ее позаниматься еще хотя бы десять минут, и в результате онизакончили только в половине восьмого.

— Не будем так уж спешить — у нас впереди еще целыймесяц, — сказала Лиз, помогая сыну стащить через голову мокрую от потамайку. — Вовсе не обязательно загонять себя насмерть в первый же вечер.

— Как ты не понимаешь, мама, ведь я долженпобедить! — с негодованием возразил Джеми. — Кроме того, папа всегдаговорил, что тренироваться надо до тех пор, пока можешь стоять на ногах. А явсе еще могу! — добавил он простодушно, и Лиз не сдержала улыбки.

— Думаю, нам все же стоит прерваться на ночь.

Пока ты еще действительно держишься на ногах, — сказалаона. — А завтра обязательно потренируемся еще.

— О'кей, — в конце концов согласился Джеми.

На самом деле он неплохо потрудился и совершенно выбился изсил. Но когда они вошли в кухню, где ждал приготовленный Кэрол ужин, Джемивновь оживился. Жареный цыпленок с картофельным пюре, глазированная морковь ияблочный пирог были его любимыми блюдами.

— Ум-м, как вкусно! — воскликнул он, уписывая заобе щеки пюре, а затем пирог. При этом он не переставал болтать с матерью отом, как будет участвовать в олимпиаде и постарается занять одно из первыхмест.

Усталость вскоре взяла свое, и сразу после ужина Джемиотправился в ванну, а потом — спать. Лиз не возражала. Она видела, что у сынауже слипаются глаза.

К тому же завтра ему предстояло рано вставать и снова ехатьв лагерь. У Лиз тоже были кое-какие дела. Поцеловав Джеми на ночь, она взялакейс с бумагами и поднялась к себе в спальню.

Там она положила кейс на кровать и заглянула в кладовую.Кладовой они с Джеком называли встроенный стенной шкаф — такой большой, что внего можно было входить, как в комнату. Вдоль одной его стены висели ее вещи, анапротив — вещи Джека. Сейчас, остановившись перед ними, Лиз сразу вспомнила,что сказала ей этим утром мать.

На протяжении всего дня она очень старалась принять точкузрения Хелен, но стоило ей снова вдохнуть знакомый запах, почувствовать подпальцами плотное тепло добротной шерстяной ткани, как знакомая тоска стиснулаее сердце. Нет, решила Лиз, она не расстанется с его вещами еще очень долго,быть может, никогда!

Джек, любая память о нем все еще значили для нее слишкоммного, чтобы она могла добровольно расстаться хоть с одной запонкой, хоть содним носовым платком. Ее чувство было таким сильным, что Лиз даже испыталалегкий приступ неприязни к матери и ко всем, кто пытался отнять у нее память оДжеке.

Шагнув вперед, она зарылась лицом в пиджак, который все этовремя бессознательно поглаживала рукой.

От пиджака все еще пахло Джеком, и Лиз спросила себя,сколько пройдет лет, прежде чем этот запах окончательно выветрится, исчезнет.Она знала, что рано или поздно так и случится, но сама мысль об этом быланастолько невыносима, что она поскорее прогнала ее от себя.

Лиз не слышала, как дверца шкафа-кладовки отворилась ивнутрь заглянул Питер. Она заметила его присутствий, только когда он осторожнотронул ее за плечо, и подскочила от неожиданности.

— Ах, это ты… — пробормотала она, оборачиваясь. Боже,Питер, как ты меня напугал!..

— Не стоит этого делать, мама, — серьезно сказалон, глядя на ее заплаканное лицо. У него в глазах тоже стояли слезы, а нижняягуба дрожала как у маленького, но взгляд был совсем взрослым, а голос —уверенным и… властным.

— Почему? — спросила она, и Питер протянул впередруки и прижал ее к себе. Повзрослев сразу на несколько лет в день, когда нестало его отца, он был теперь не только ее сыном, но и другом. Лиз все чащеобращалась к нему за поддержкой и советом.

— Я все еще очень сильно скучаю по нему, — честнопризналась она, и Питер кивнул.

— Я знаю. Но если ты будешь ходить сюда и плакать, этимты ничего не изменишь. Слезами горю не поможешь, только сделаешь хуже себе. Инам тоже, — добавил он, решив, что так действие его слов будетсильнее. — Еще недавно, — признался он после небольшой паузы, —я сам приходил сюда, чтобы делать то же, что ты сейчас, но потом мне всегдабывало так плохо, что я перестал. Мне кажется, разумнее всего было бы собратьпапины вещи и убрать куда-нибудь. В подвал, например. Или в гараж. Если хочешь,я тебе помогу, — тут же предложил он.

— Твоя бабушка тоже так говорит, — печальнокивнула Лиз. — Но я не хочу. Не хочу и не могу!

— Тогда не надо, — неожиданно согласилсяПитер. — Не будем спешить. Когда ты будешь готова, ты сама скажешь.

— Что, если я никогда не буду готова?

— Будешь. И я уверен — когда такой момент настанет, тыэто сразу поймешь.

Лиз медленно высвободилась из его объятий и, поглядев наПитера снизу вверх, медленно улыбнулась.