— Грабить храм нехорошо, — сказал он укоряюще.

— Так это ж языческий, — сказал калика язвительно.

— Тебе нехорошо, — уточнил Томас. — А мнеможно. Мне даже нужно! Ибо я должен попирать реликвии дьявола, тем самымумножая славу Пречистой Девы. Что это у тебя?

— Всего лишь золотая ветвь, — сказал каликазадумчиво. — Странно, как много значения люди придают... предметам. Чтоветвь, когда у каждого в душе цветут роскошные сады?

— Сады? — спросил Томас с подозрением. — Даеще роскошные?

Калика поглядел на него, глаза в полумраке блестели как уфилина, вздохнул. Плечи опустились:

— Да, — сказал он совсем другим голосом, —сады... гм...

Он спрятал золотую ветвь под полу, кивнул, и они вышлинавстречу свету, что больно ударил по глазам, привыкшим к полутьме. Воины сновапростерлись ниц, жрецы поспешили к Олегу. Он бросил им несколько слов,повелительно-благожелательных, они поклонились и проскользнули мимо в храм.

— Поспешим, — сказал Олег. — Надо идти.

Томас часто оглядывался, а когда спустились в долину, невытерпел:

— Ты их ограбил!.. Но почему отдали так просто? У нихтакая охрана?

Олег буркнул:

— Это мой храм.

— Твой...

Томас ощутил, что начинает заикаться. Спина калики мерноколыхалась перед глазами, рыжие волосы слиплись от пота и грязи, став похожимина большое воронье гнездо. Он выглядел как никогда раньше диким человеком.

— Мой, — повторил калика с досадой. — Чегоглаза вытаращил? Человеку всегда хочется кому-то кланяться. Я все пыталсяотучить... но раз уж не могут без этого, то пусть хоть... Да и не ограбил, я имтам взамен оставил другую штучку. Нечто новое!

Томас спросил дрожащим голосом:

— А что?

Калика буркнул, не оборачиваясь:

— Да нечто в духе времени. Мир меняется, им надоменяться тоже.

— Покажи, — попросил Томас.

При солнечном свете золотая веточка выглядела поблекшей.Золото не сияло, Томасу почудилась вовсе не золото, а тусклая медь. Веточкакороткая. Листочков всего три.

— И это все? — спросил он разочарованно.

Калика бросил раздраженно:

— Мы в квесте, забыл? За что и не люблю эту дурь. Тудапойди — возьми это, туда — то, в третьем месте — еще какую-то мелочь, а потомеще и ломай голову как сложить, чтобы дверь открылась, решетка поднялась, иликакой-нибудь пустяшный засов отодвинулся. Так и жизнь пройдет, а ты вседраконов бьешь по головам, принцесс спасаешь, совсем будто от безделья настенку лезешь.

Томасу почудился камешек в его суверенные владения:

— А что делать, если другое не умею?

Внезапно из-под ног раздался дикий вопль. Томас отпрыгнул,дико посмотрел по сторонам. Стояла звенящая тишина, даже калика остановился,вокруг только голые камни, стены.

— Что только не чудится, — пробормотал ониспуганно. На лице выступили капли пота. Калика смотрел внимательно, в зеленыхглазах было странное выражение. Томас ступил снова, крик раздался прямо из-подсапога.

Томас подскочил, хотя вроде бы уже готов к неожиданностям. Смечом в руке огляделся, в глазах страх:

— Сэр калика! Демоны, да?

— Какие демоны...

— А что же?

— Обыкновенный базланит.

Томас вытаращил глаза:

— Что?

Олег с неохотой поправился:

— Ну, не совсем и обыкновенный... Вообще-то ему ценынет, но сейчас нам не до редких камней. Ну, ты знаешь, смарагд излечивает отядовитых пауков, медянок и желтопузиков, изумруд лечит боли в печени, абазланит испускает такой радостный вопль...

— Ничего себе радостный, — пробормотал Томас, онвытер мокрое лицо.

— ...всякий раз, когда на него наступает настоящийкороль.

Томас обошел каменную плиту, наполовину вдавленную в землю,подозрительно посмотрел на Олега:

— А вы с ним не сговорились?

— Томас...

— А что? От тебя всего ждешь.

— Мне-то что, король ты или нет? Наоборот, из тебя бынеплохой калика получился. Со временем, конечно.

Томас отшатнулся. И лишь много погодя, когда спустились вдолину, а калика разжег огонь на берегу ручья, Томас внезапно вспомнил, что самкалика обошел этот самый базланит по широкой дуге.

Томас сам не помнил, как освободился от доспехов. Каликаразжег костер, а он все сидел в ручье. Ледяная горная вода нагрелась от еготела так, что шел пар, а ниже по течению рыбешек уносило кверху брюхом. Что ж,не каждая речная рыба выдержит аромат благородного рыцарского пота. Морская,разве что...

Он пошевелил, растопырив, пальцами ног. Ледяные струйкиласково щекотали кожу, очень медленно — калика там уже ест! — охлаждалираскаленное как в горне тело. Когда он с трудом выбрался, ноги все ещеподкашивались, калика лежал у костра, зеленые глаза пристально всматривались внебо. Снова Томасу почудился гнетущий взгляд кого-то неслыханно огромного,мороз пробежал по все еще разгоряченной коже.

Калика небрежно повел дланью:

— Там мясо. Я завернул в листья, дабы не слишкомостыло.

— Рыцари не перебирают, — сказал Томас бодро, ибокалика оставил ему кус, которого хватило бы и на его коня, если бы конь елмясо. И если бы коня не продул в кости.

Помрачнев, он уже с безучастностью поглощал еду. В желудкедовольно рычало, там внутри жадно набрасывались на каждый ломоть, Томасчувствовал, как усталость медленно испаряется из тела, а мышцы наливаютсямолодой силой.

— Ладно, — сказал он оживая, — мы еще добудеми коней, и любимую женщину, и богатства... А о наших подвигах будут петь песни.Не так ли, сэр Олег?

Олег лежал на спине, могучие длани были закинуты за голову.По широкой груди бродил крупный кузнечик, чесал лапки, длинными усиками исследовалстранное пространство.

— Подвиги, богатство, — сказал он с тоскливымнедовольством. — Это мечта голодных. Но так как человек почти никогда неуспевает добыть хотя бы часть того, что мечтает... Но когда успевает...

Он задумался. Томас спросил враждебно:

— И что же?

Калика с таким усилием повернулся на бок, словнопереворачивал гору, на лице отразилось брезгливое сострадание. Томас вскипел,но держал себя в руках. От этого заносчивого язычника пока что слишком многозависит.

— И что же? — повторил он ядовито.

Калика поискал глазами, указал пальцем на широкую гранитнуюплиту. Изъеденная временем, щербатая, ничем от других не отличимая. В середкеедва заметная выемка, не поместится даже кулачок ребенка. Рыцарь вскинул брови: