— И что же?

— Здесь умер калика. Странник, дервиш... зови какхочешь. Он оперся о посох, задумался и так умер. Трое суток простоял, пока людизаметили, что он мертв. Привыкли, знаешь ли, что всегда в мыслях, отвечает невсегда...

Томас буркнул, все еще сердясь:

— Святой человек, значит. Но трое суток...

— Кто знает, сколько бы простоял, — заметилОлег, — но червяк подгрыз посох, и мудрец упал.

Томас сказал наставительно:

— Святой человек! Наш прелат говорил, святые мощи неподдаются тлению. Еще при жизни от святости и умерщвления плоти на них жираостается меньше, чем на лесном таракане, так что провоняться нечем. А тут ещетакая жара! Но к чему ты приплел, когда мы говорили о подвигах и богатстве?

— А этот калика раньше был царем, у которого было все.И горы злата, и кольцо непростое, все демоны слушались, да и самого не даромзвали Премудрым... У него уже было царство, богатство, а уж жен больше, чем укого-либо на земле.

Томас прервал:

— Даже больше, чем у тебя?

Калика поперхнулся, задумался, сказал с неуверенностью:

— Я, собственно, никогда этим не увлекался... Тьфу,конечно же, у меня никогда не было столько жен! У него ж они все жили в одномтаком дворце, двенадцать дверей, четыреста стражей, пять тысяч служанок,драконы на дверях, только с крыши и можно было... Ты не сбивай, не сбивай!

Томас зябко передернул плечами. Он уже догадывался о комречь, ученый дядя рассказывал одно, прелат — другое, ведь если не хочешьумереть от жажды — пьешь из одной кружки даже с сарацином:

— Хочешь сказать, что когда нахватаешь всего-всего, тодальше один путь — в калики?

Олег пожал плечами, уже потеряв интерес к разговору. Глазаего стали отсутствующими:

— Разве он один?

Томас подумал, поморщил лоб:

— Нет, еще есть ты!.. А что, таких больше?

— Томас, знал бы ты, сколько народу уходит в пещеры,леса, пустыни, горы... не спасаясь от врагов, а спасаясь от друзей! Все нажитоеоставляют, ибо вдруг понимают, как это мало... даже если это горы злата. Эх, даладно... Давай спать.

Томас тоскливо посмотрел на звездное небо. Чувство винысжало сердце. Не уснуть, понял он. Тысячи и тысячи глаз смотрят укоризненно иосуждающе. Калика говорит: одно слово глупое скажешь — навек в дурни попадешь,а он не просто в дурни... Расплачивайся за гордое словцо, сказанное красиво, нобездумно...

— Расскажи что-нибудь, — попросил онжалобно. — Перед сном. Ладно, о подвигах не любишь, тогда хоть о походах,набегах... Ладно-ладно, и о походах не нужно. Тогда о женщинах прошлого, ты ихтоже знаешь, хотя не могу понять, как это не выходя из пещеры... Правда ли, чтосамая красивая женщина на свете была Елена Прекрасная, из-за которой грекиистребили скифов?...

Калика зевнул, его косматая голова на звездном небе казаласьголовой лохматого чудища:

— Бред... Самая красивая — Лилит. Говорят, она же исамая совершенная из всех женщин. Ни одна из рожденных человеком не можетсравниться с единственной, созданной богом! Он вообще создавал ее для себя, недля сопливых, но затем спохватился, переломил себя — дело всей жизни страдатьне должно от чувств! — и предназначил Лилит для первого на земле человека,Адама. Ну, сам знаешь как пошло. Взял ком глины... хотя здесь для менянеясность, слепил Адама. А потом велел Лилит поклониться Адаму. Она, понятноедело, возмутилась: почему? С какой стати? А твой бог и объявляет, что это, дескать,муж твой. А Лилит уперлась как коза, которую ведут на базар: не стану и все. Онмне муж, а я ему жена. Но я из той же глины. Почему должна кланяться, если мыравны?

Он умолк на миг, Томас тут же нетерпеливо поторопил:

— Ну-ну! Что ты на самом интересном засыпаешь!

— А? — вскинулся Олег, и Томас в негодованиипонял, что калика в самом деле заснул или почти заснул. — О чем я? Ах да,тогда твой бог подумал и определил, что то, что делает Лилит, отныне будетзваться гордыней, а саму гордыню причислил к самым великим грехам... будутименоваться смертными, и так будет для всего живого на свете. Хотя нет, звериневинны, только для человека. Так что, дорогой мой гордый рыцарь, гм...

Томас спросил с еще большим нетерпением:

— А что же эта, как ее... Лилит? Про Адама и Еву яслышал, а что сталось с Лилит?

Калика зевнул, почесал волосатую грудь:

— Хрен ее знает. Она ведь ни человек... как остальные,ни ангел, ни демон. Даже самая совершенная из женщин — бог творил ее в своилучшие минуты лучшего дня! — но кто знает, что сделало с нею время?

Он зевнул, зубы жутко клацнули. На миг он показался Томасупохожим на большого волка, что умеет оборачиваться человеком. Но в следующеемгновение жестокое лицо расслабилось, стало умиротворенным, глазаполузакрылись.

Томас промолвил зачарованно:

— Как чудесно... Расскажи что-нибудь еще... такое жебожественное.

Калика снова зевнул с подвыванием, почесался, заговорилмедленно, уже укладываясь на сон:

— Но как это было на самом деле, сейчас никто неупомнит. Другие маги, знающие как было на самом деле, говорят, что бог, создавАдама, велел ангелам слепить еще десяток таких же мужиков. Ну, ангелы устроилицелый цех: один лепил головы, другой руки, третий ноги, четвертый — туловище...А одному досталось лепить то, чем все размножаемся. Ну, ему выпало легче всего:подвигал меж ладоней ком глины, вот тебе и штучка. Лепит себе и лепит. А когдасобрали девять новых людей, оказалось, что глина кончилась, потому чтопоследний налепил этих штук уже на целое войско крестоносцев. Ну, ту глину сновасмешали, из нее и слепили десятого. Так что каждого десятого теперь какназывают, сам знаешь...

Он заснул на полуслове. Томас подбросил веточек в костер. Вголове вертелись неясные образы, но сложен путь мысли мудрого человека, врыцарской голове философские понятия вязнут, он все никак не мог понять, чтоимел в виду сэр калика, хотя иногда казалось, что вот-вот ухватит мысль захвост, поймает, и разом сгинет непреодолимая пропасть, разделяющая книжнуюмудрость и молодую отвагу.

Рассвет застал Томаса с такими же красными глазами, как угликостра, над которыми нахохлился. Лицо осунулось и вытянулось как у его боевогоконя, который сейчас возит чертей в преисподней. Олег поднялся свежий, какумытый ночной росой месяц:

— Да ты никак не спал вовсе? Зря. Не убивайся так. Я жговорю, на красивую женщину даже пес не гавкнет. Ладно, пошли.

Ему показалось, что Томас все порывается что-то спросить, ноо чем может спрашивать молодой рыцарь, как не о потерянной невесте? И Олег всеускорял шаг.

Впереди показался продолговатый холмик. Томас назвал бы егомогилой... будь это близ селения, но откуда могила среди голой степи? Правда,калика твердит, что женских могил нет в поле, значит — здесь лежитстранствующий рыцарь...