Он сам подошел к окну и посмотрел вниз – на детской площадкегуляли малыши с мамами, и отчаянный скрип качелей доносился даже додвенадцатого этажа.

– Такие случаи в литературе описывалисьнеоднократно, – голосом старательного ученика отозвался Макар,одновременно подписывая в блокноте маленьких человечков, которых он нарисовалпять минут назад, и испещряя листок понятными лишь ему закорючками. – Небудем углубляться в неизвестные тебе дебри, упомянем лишь трудолюбивогоРобинзона Крузо. Надеюсь, о нем ты читал?

– А если мы возьмем не гипотетического религиозногоангличанина с устойчивой нервной системой, а современную молодую девушку?Верующую? Пожалуй, нет. Флегматичную? Тоже нет. Стрессоустойчивую? Только в тоймере, в какой это нужно в современной фирме, то есть, по большому счету, тоженет. Понимаешь, все ее навыки и приобретенные способности окажутся никуда негодными.

Макар отвлекся от схемы, удивленный тоном напарника, ииспытующе посмотрел на него.

– Необитаемый остров… – проговорил Бабкин, глядяна схему Илюшина невидящими глазами. – Красивая мечта, очень. Знаешь,Макар, я никогда не хотел быть космонавтом. Ты только представь: абсолютноеодиночество!

– Не абсолютное, – возразил Илюшин. – Естьсвязь с людьми.

– Да, пожалуй. Пожалуй…

Бабкин замолчал, и Макар вернулся к своим человечкам.Проведя пару линий, он с раздражением отодвинул блокнот в сторону и обернулся кСергею.

– И к чему ты хочешь подвести? – поинтересовалсяон. – К вопросу, что сейчас происходит со Стрежиной? Этого ни ты, ни язнать не можем. Если наши умозрительные, ничем не подтвержденные построениясправедливы, то сидит она на краю Тихого океана, под пальмой, и рыдает, глядявдаль, на горизонт. А может, не рыдает, а поедает бананы и папайю. Или, чеготоже нельзя исключать, – продолжал он, распаляясь неожиданно для самогосебя, – предается страсти в объятиях смуглого меланезийца! Почему бы инет, а? Воплощенный рай, черт его возьми!

Макар замолчал и захлопнул блокнот с надоевшей бестолковойсхемой, в которую ничего не вписывалось.

– Очень страшно ей, наверное, – тихо проговорилБабкин в пространство комнаты. – Даже мне было бы страшно, а ведь яздоровый мужик, Макар. И посидеть одному пару недель на островке без людей некажется мне чем-то невыносимым. Не война же, в конце концов.

– Ты зануда, а не здоровый мужик, а роль зануды у насисполняю я. Да, наверное, ей страшно. Допустим. Ты прав – молодая женщина, несталкивалась с серьезными испытаниями, не считая собственной семейки, из цепкихобъятий которой она благополучно выбралась. И что? Посидит, побоится, потом мыее найдем или кто-нибудь другой найдет. Если она не сойдет с ума раньше, –безнадежно закончил он, потому что все, что говорил Сергей, было лишьозвучиванием его собственных мыслей.

Бабкин бросил на него молниеносный взгляд.

– С чего бы ей сходить с ума?

– А… – Илюшин махнул рукой и взъерошил светлыеволосы. – Сам все знаешь. От страха, от одиночества. При развитомвоображении очень быстро начнет галлюцинировать. При неразвитом… В общем, дляВики Стрежиной будет лучше, если у нее неразвитое воображение. «В самомидеальном случае, – добавил он про себя. – Мы же не знаем, что вдействительности происходит на острове. Может быть, Стрежина там не одна…»Серега, не занимайся пустыми рассуждениями.

– Они не совсем пустые, – неуверенно сказалБабкин, и Макар насторожился. – Я тут кое-что вспомнил…

– Выкладывай.

– Как-то я прочел в одном журнале пару рассказов.Давно. О том, как несколько весьма состоятельных и безнравственных типовобразовали нечто вроде клуба… и ставили дикие эксперименты… Например, вырастилимальчишку, никогда не видевшего солнца…

– Стоп! – Илюшин хлопнул ладонью по столу, словноловя кого-то. Несколько секунд он молчал, потом прикрыл глаза и размереннозаговорил: – «Страшное употребление, которое дал своим бесчисленным богатствамАвель Хоггей, долго еще будет жить в памяти тех, кто знал этого человека безсердца». За точность не ручаюсь, но смысл передан верно. Как умрет АвельХоггей?

– Как? – переспросил слегка ошеломленный Бабкин.

– Будет убит одним из гладиаторов, участником егоочередного эксперимента. Гладиаторы должны были сразиться друг с другом, новместо этого бросились на гостей, которые предвкушали веселое развлечение. «Иззрителей уцелело лишь трое». Никогда не знал, сколько зрителей было вначале, новот это «уцелело лишь трое» всегда меня впечатляло. Александр Грин, сборник«Сердце пустыни», если я не ошибаюсь. Серега, ты молодец!

Макар вскочил и прошелся по комнате до напарника и обратно.

– Я подумал, – начал тот, – что если Рощин неподходит на роль карающего ангела возмездия…

– То вовсе не обязательно, что именно такая рольисполнялась тем, кто заманил Стрежину на остров, – закончил Илюшин. –Если допустить, только допустить, что кто-то решил поставить занимательныйэксперимент… скажем, посмотреть на поведение человека в идеальной камереодиночного заключения…

– И этот «кто-то» нашел подходящий объект дляопыта, – подхватил Бабкин. – Объект, который сам мечтает о том, чтобыпопасть в лабораторию…

– Или наоборот: сначала экспериментатор узнал о мечтедевушки, а потом задумал ее использовать, – неважно, так или иначе, онпривез девушку на остров, оставил там, и теперь…

– Теперь должен наблюдать за ней.

– Точно. Но можно ли установить камеры так, чтобыСтрежина их не увидела?

– Запросто, – уверенно ответил Сергей. – Привозможностях современной-то техники… Камеры могут даже в море лежать, иСтрежина никогда не заметит их!

– Значит, камеры….

Макар остановился, схватил блокнот со стола и пролистал его.

– Тогда можно предположить, если фантазировать идальше, что есть группа людей – богатых, пресыщенных жизнью и банальнымиразвлечениями, – которые задумывают… скажем, пари. Как самый простойвариант – сколько времени продержится девушка в определенных условиях, преждечем погибнет или сойдет с ума. Они знакомы со Стрежиной, и она, допустим,подходит им по многим параметрам: у нее нет влиятельных родственников,способных устроить большую бучу из-за исчезновения девушки, и она оченьскрытна, а потому можно не опасаться преждевременного разглашения тайны. Ноесли найдется человек, который попытается поднять шум, то его быстро и легкоуберут с дороги, как сделали это с Антоном Липатовым. Но из всех людей, которыезнакомы со Стрежиной, под наше описание подходит только…

Он провел пальцем по линии, ведущей от человечка в подобииюбочки, небрежно нарисованного посередине листа, и остановился на квадрате, подкоторым было подписано: «Юго-запад». От квадрата шла корявая черточка,обрывавшаяся возле чего-то, слабо напоминавшего кусты. Кусты обозначалисьсловом «Артемида», а слева был пририсован хвостик с двумя закорючками, вкотором один лишь Макар смог бы опознать ружье.