Выговорившись, Ламберт подошел к портрету Мартина Козински иснял покрывавшую его тонкую вуаль. В этот напряженный момент в глазах у многихстояли слезы. В Чикагской юридической школе будет учреждена стипендия егоимени. Фирма берет на себя обязательства по обучению его детей. Семья его будетпользоваться постоянной поддержкой. Бет прикусила нижнюю губу, однако рыданияее стали еще громче. Несгибаемые, закаленные профессионалы-юристы великой фирмыБендини нервно сглатывали и избегали поднимать друг на друга глаза. ТолькоНатан Лок хранил невозмутимое спокойствие. Уставившись в стену своимипроницательными глазами-лазерами, он не обращал на происходящее особоговнимания.

Затем наступил черед портрета Джо Ходжа. Подобная биография,такая же стипендия, тот же фонд в пользу детей и семьи. Митч слышал, что зачетыре месяца до гибели Ходж застраховал свою жизнь на два миллиона долларов.

Когда речи закончились, Натан Лок, не привлекая ничьеговнимания, вышел. Окружив вдов, юристы выражали им искренние соболезнования исжимали их в своих дружеских объятиях. Митч знаком с женщинами не был, говоритьему было нечего. Он подошел к стене и стал изучать портреты. Рядом сизображением Козински и Ходжа висели еще три, поменьше, но тоже великолепновыполненные. Внимание его привлекло женское лицо. На табличке из бронзы имя:“Элис Наусс, 1948-1977”.

– Это была ошибка, – едва слышно сказал Эйвери, подойдя кМитчу.

– Как это следует понимать? – спросил он.

– Типичная женщина-юрист. Пришла к нам из Гарварда,закончила первой на курсе, но, будучи женщиной, несла на себе печатьпервородного греха. Каждого мужчину она считала женоненавистником и смысл своейжизни видела в борьбе с половой дискриминацией. Суперсука. Через полгода еездесь все возненавидели, но никак не могли избавиться. Два компаньона из-за нееушли на пенсию раньше, чем предполагали это сделать. Миллиган до сих пор винитее в своем сердечном припадке. Она была приставлена к нему.

– А юристом она была хорошим?

– Очень хорошим, но ее достоинствам было совершенноневозможно воздать должное. Она по любому поводу демонстрировала своюсварливость и вздорность.

– Что с ней случилось?

– Автомобильная катастрофа. В ее машину врезался какой-топьяный. Это было ужасно.

– Она была первой женщиной в фирме?

– Да, и последней, по крайней мере, до тех пор, пока нас непринудят решением суда. Митч кивнул на соседний портрет.

– А это?

– Роберт Лэмм. Был моим другом. Учился в Атланте, он пришелза три года до меня.

– Что произошло?

– Никто не знает. Он был страстным охотником. Как-то зимоймы вместе охотились на лося в Вайоминге. В 1970-м он отправился пострелять вАрканзас и там пропал. Его обнаружили через месяц в овраге, с дырой в голове.Вскрытие показало, что пуля вошла в заднюю часть скулы и снесла почти все лицо.Предполагают, что выстрел был произведен с большого расстояния из мощногоружья. Похоже на несчастный случай, но точно никто не знает. Не представляю,чтобы кто-то хотел убить Бобби Лэмма.

“Джон Микел, 1950 – 1984” было написано под последнимпортретом.

– А что с ним? – прошептал Митч.

– Пожалуй, самый трагический случай. У него было не все впорядке со здоровьем, сказывалось постоянное напряжение. Он много пил и ужеперешел на наркотики. Жена ушла от него, был безобразный развод. Фирма в шоке.После десяти лет работы он начал бояться, что не станет компаньоном, выпивкиучастились. Мы потратили целое состояние на лечение и психиатров, но ничто непомогло. Он впал в депрессию, начал думать о самоубийстве. Написал на семистраницах прощальное письмо и сунул дуло в рот.

– Это ужасно.

– Еще бы.

– Где его нашли?

Эйвери откашлялся, повел глазами по залу.

– В твоем кабинете.

– Что?!

– Да, но потом все было вычищено.

– Ты смеешься!

– Я говорю серьезно. Уже прошли годы, и кабинетом твоимпользовались неоднократно. Все нормально. Митч потерял дар речи.

– Ты ведь не суеверен? – спросил Эйвери с неприятнойухмылкой.

– Конечно, нет.

– Может, мне стоило сказать тебе об этом раньше, но мыкак-то не заговаривали на эту тему.

– Я могу поменять кабинет?

– Безусловно. Провались на экзамене, и мы переведем тебя кмладшему персоналу в подвал.

– Если я провалюсь, то только благодаря вам.

– Согласен, но ты же не провалишься, так?

– Если его сдавали до меня, то и я сдам.

С пяти до семи утра в доме Бендини было тихо и пустынно.Натан Лок прибыл около шести, но сразу же прошел в свой кабинет и закрыл дверь.В семь начали приходить сотрудники, стали слышны голоса. К половине восьмогопочти все были на местах, за исключением нескольких секретарш, а в восемькабинеты и залы были полны, кругом стоял привычный хаос. Сосредоточитьсястановилось все труднее, отрывали от работы постоянно, телефоны звонилинепрерывно. В девять все юристы, младший персонал, клерки и секретарши сиделиза своими столами, или, по крайней мере, считались приступившими к работе.

На утро следующего после печальной церемонии дня Митч зашелв зал библиотеки на первом этаже в поисках какого-то учебника, и вновь еговнимание привлекли пять портретов. Стоя перед ними, он вспоминал краткиенекрологи, услышанные от Эйвери. За пятнадцать лет пять погибших юристов. Этафирма – опасное место для работы. В блокноте он записал их имена и даты смерти.Была половина шестого утра.

В коридоре послышалось какое-то движение, Митч резкоповернулся. В темноте стоял мистер Черные Глаза и смотрел на него.

– Что вы тут делаете? – требовательно спросил он. Митчразвернулся и заставил себя улыбнуться.

– Доброе утро. Получается так, что я здесь готовлюсь кэкзамену.

Лок перевел взгляд на портреты, затем – опять на Митча.

– Понятно. А что вы нашли интересного в них?

– Обыкновенное любопытство. Я вижу, в фирме случались итрагедии.

– Все они уже мертвы. А трагедия произойдет, когда вы несдадите экзамен.

– Я рассчитываю сдать его.