– Да, надо, – решительно подтвердила Эмили, слегка кивнув,отпустила его и присоединилась на дороге к своему новому знакомому.

– Полагаю, вы мистер Гарфилд? – сказала она.

– Да, верно. Мне следовало представиться.

– Ничего, – сказала Эмили. – Не так уж трудно былодогадаться.

– Так чудесно, что вы сразу же и собрались, – сказал мистерГарфилд. – Многие бы девушки сочли это ниже своего достоинства. Но вы-топонимаете, что такое пожилые леди.

– А вы ведь живете не здесь, мистер Гарфилд?

– Конечно, нет, – с жаром ответил Ронни Гарфилд. – Вамприходилось когда-нибудь видеть такое забытое богом место? Не очень-то тутвеселое житье. Неудивительно, если кто и совершит здесь убийство… – И онзамолк, испугавшись своих слов. – Послушайте, простите меня, такой уж яразнесчастный. Вечно что-нибудь не то брякну. Я совсем не хотел сказать то, чтосейчас…

– Верю, что не хотели, – мягко сказала Эмили.

– Вот мы и пришли, – сказал мистер Гарфилд.

Он толкнул калитку, и они подошли по дорожке к небольшомукоттеджу, такому же, как и остальные. В гостиной, обращенной в сад, стоялакушетка. На ней лежала почтенная леди с худым морщинистым лицом и с одним изсамых острых и самых вопрошающих носов, какие Эмили когда-либо приходилосьвидеть. С некоторым затруднением леди приподнялась на локте.

– Итак, ты ее привел, – сказала она. – Очень мило с вашейстороны, дорогая, навестить старую женщину. Но вы понимаете, что значит бытьинвалидом. Ведь нужно же быть в курсе всех дел, и если не можешь пойти ивыяснить все самолично, то вот приходится ждать, чтобы кто-нибудь пришел ирассказал. И не думайте, пожалуйста, что все это – обыкновенное любопытство,нет, здесь нечто гораздо более важное. Ронни, отправляйся красить садовуюмебель. Под навесом, в конце сада. Два плетеных стула и скамейка. Краска и всенеобходимое там приготовлено.

– Хорошо, тетя Каролина. – И послушный племянник удалился.

– Присаживайтесь, – сказала мисс Персехаус.

Эмили села на указанный стул. Странно сказать, она сразу жепочувствовала определенное расположение, симпатию к этой довольно острой наязык, больной женщине. Она, несомненно, ощутила какое-то родство с ней.

«Вот человек, – подумала Эмили, – который идет прямо к цели,идет своим путем и умеет повелевать людьми. Точно как я, только мнепосчастливилось быть довольно привлекательной, а ей во всем приходитсяполагаться на характер».

– Я знаю, что вы та самая девушка, которая помолвлена сплемянником Тревильяна, – сказала мисс Персехаус. – Я все о вас слышала, атеперь вижу вас, и мне совершенно ясны ваши возможности. Желаю удачи.

– Спасибо, – сказала Эмили.

– Терпеть не могу распускающих нюни женщин, – сказала миссПерсехаус. – Я предпочитаю тех, что принимают решения и действуют. – Она сурововзглянула на Эмили. – Вот вам, я думаю, жаль меня – лежит, мол, тут, ни встать,ни прогуляться?

– Нет, – задумчиво произнесла Эмили. – Не знаю, жалею илинет. Я полагаю, что человек, если у него есть решимость, может чего-то добитьсяв жизни. Если не тем, так иным путем.

– Совершенно верно, – сказала мисс Персехаус. – Приходитсятолько смотреть на жизнь под другим углом, чем остальные.

– Углом зрения, – пробормотала Эмили.

– Как-как вы сказали?

И Эмили, насколько это было в ее силах, объяснила в общихчертах свою теорию, которую разработала в это утро, рассказала о том, как онауже успела применить ее на практике.

– Неплохо, – сказала мисс Персехаус, кивая головой. – Ну атеперь, моя дорогая, перейдем к делу. Будучи не дурой, я полагаю, что выприехали в деревню подразузнать, что сможете, о людях и посмотреть, не имеет лито, что вы узнали, какого-нибудь отношения к убийству. Итак, если вы хотитеуслышать что-нибудь о людях, я могу вам кое-что сказать.

Эмили не стала терять времени. Немногословно, по-деловомуприступила к делу:

– Майор Барнэби?

– Типичный отставной офицер, недалек, кругозор ограничен,склонен к ревности. Легковерен в денежных делах. Готов вложить деньги в дутоепредприятие на Южном море, а у себя под носом и слона не заметит. Любит быстроразделываться с долгами и не любит тех, кто не вытирает ноги о коврик.

– Мистер Рикрофт? – спросила Эмили.

– Занятный маленький человечек, страшно самовлюблен.Капризен. Считает себя замечательной личностью. Думаю, он уже предложил вамсвою помощь, чтобы разобраться в деле, опираясь на свои замечательные познанияв криминологии.

Эмили призналась, что так оно и было.

– Мистер Дюк? – спросила она.

– Совершенно ничего не знаю об этом человеке, хотя и должнабы знать. Типичный случай: надо бы знать, а все-таки не знаю. Странно. Так вотбывает с именем – вертится у тебя на языке, а вспомнить не можешь.

– Миссис и мисс Уиллет? – спросила Эмили.

– Ах, Уиллет! – Мисс Персехаус в некотором возбуждении опятьприподнялась на локте. – Ну да, мать и дочь. Сейчас я вам кое-что расскажу оних, моя дорогая. Может быть, это вам пригодится. Пройдите туда, к моемуписьменному столу, и выдвиньте маленький верхний ящик, тот, что слева. Да, да,правильно. Принесите мне чистый конверт, который там лежит.

Эмили принесла, как было велено, конверт.

– Не скажу, что это важно, скорей всего – нет, – сказаламисс Персехаус. – Все так или иначе лгут, и миссис Уиллет имеет полное правопоступать как все.

Она взяла конверт и пошарила в нем рукой.

– Расскажу все по порядку. Когда эти южноафриканские дамыперебирались сюда со своими распрекрасными нарядами, с горничными и новомоднымичемоданами, то мать с дочерью ехали на «Форде», а горничные с чемоданами – настанционном открытом автомобиле. И естественно, это было, как вы понимаете,событием. Я смотрела в окно, когда они проезжали, и заметила, как цветнаянаклейка оторвалась от чемодана и закружилась на краю моего участка. А ятерпеть не могу беспорядка и всяких валяющихся бумажек. Конечно, я отправилаРонни ее подобрать и собиралась выбросить. Но она оказалась такой яркой икрасивой, что, пожалуй, пригодится для альбома, в который я наклеиваю вырезкидля детской больницы. Больше бы я о ней и не вспомнила, если бы миссис Уиллетне раз и не два не подчеркивала то, что Виолетта никогда не покидала Африки, асама она бывала только в Англии и на Ривьере.

– Вот как? – удивилась Эмили.