– Именно так. А теперь посмотрите сюда. – Мисс Персехауспротянула Эмили ярлык; на нем было написано: «Мендельс-отель, Мельбурн». –Австралия – не Южная Африка, по крайней мере, раньше таковой не считалась.Полагаю, это не имеет особого значения, но за что купила, за то и продаю. И ещевот что я вам скажу. Я слышала, как миссис Уиллет называет свою дочку. Оназовет ее «Ку-у-и-и», а это опять же характерно скорее для Австралии, чем дляЮжной Африки. Подозрительно это, замечу я вам. Зачем скрывать, что вы приехалииз Австралии, если вы на самом деле оттуда?

– В самом деле странно, – сказала Эмили. – И почему это ониявились сюда зимой?

– Конечно, это ведь бросается в глаза, – согласилась миссПерсехаус. – Вы у них уже побывали?

– Нет. Собиралась пойти сегодня. Только не представляю себе,что я им скажу.

– О, я вам сейчас устрою предлог, – бодро сказала миссПерсехаус. – Дайте-ка мне ручку, почтовую бумагу и конверт. Вот так. Теперьминутку. – И после небольшой паузы она вдруг неожиданно разразилась страшнымвоплем: – Ронни, Ронни, Ронни! Что он – оглох? И что это он не идет, когда егозовут? Ронни! Ронни!

Ронни тут же примчался с кисточкой в руке.

– Что случилось, тетя Каролина?

– Что тут должно случиться? Я тебя зову, и все. Вчера умиссис Уиллет был к чаю какой-нибудь особенный торт?

– Торт?

– Торт, сандвичи, еще что-нибудь такое? Ох и туго тысоображаешь, мой мальчик. Ну что у вас там было к чаю?

– А, к чаю! Кофейный торт, – ответил едва пришедший в себяРонни. – Сандвичи с паштетом.

– Кофейный торт, – сказала мисс Персехаус. – Подойдет! – Ивесело принялась писать. – Можешь идти красить, – обернулась она к Ронни. – Инечего стоять тут с раскрытым ртом! Аденоиды тебе удалили еще в детстве, такчто причин нет.

Она написала:

«Дорогая миссис Уиллет!

Я слышала, у вас вчера к чаю подавали необыкновенно вкусныйкофейный торт. Не будете ли вы столь добры и не дадите ли мне его рецепт? Знаю,что вы не откажете в моей просьбе, – ведь инвалиду только и разнообразия вжизни, что полакомиться. Мисс Трефусис любезно обещала передать вам этузаписку, потому что Ронни сегодня утром занят. А какой ужас с этим беглымкаторжником?!

Искренне ваша,

Каролина Персехаус».

Она положила записку в конверт, заклеила его, надписала.

– Вот вам, моя милая. Вы, вероятно, увидите, что у дверейоколачиваются репортеры. Много их ехало в фордовском шарабане[20]. Так выспросите миссис Уиллет, скажите, что вы от меня, и тогда проберетесь вовнутрь.Мне нет необходимости наставлять вас, чтобы вы там ничего не проморгали ивоспользовались визитом наилучшим образом.

– Вы так добры, – сказала Эмили, – так добры!

– Я помогаю тем, кто сам способен себе помочь, – сказаламисс Персехаус. – Между прочим, вы не спросили, что я думаю о Ронни. Вероятно,он тоже в вашем списке. По-своему он неплохой молодой человек, но до жалостислаб. С горечью должна признаться, что за деньги он готов на что угодно.Подумать только, что ему приходится терпеть от меня! А мозгов не хватаетпонять, что он был бы мне в десять раз дороже, если бы время от временивозражал или посылал меня ко всем чертям. Да, остается еще капитан Вайатт.Этот, мне кажется, курит опиум. Его легко вывести из себя, и он становитсясамым невыносимым в Англии человеком. Ну вот, еще что-нибудь хотите узнать?

– Вроде бы нет, – сказала Эмили. – Но то, что вы рассказали,по-моему, заслуживает внимания.

Весело шагая по дороге, Эмили еще раз отметила, какизменчиво утро. Все вокруг уже окутывал туман.

«Ужасное это место для жизни – Англия, – подумала она. –Если не снег, не дождь, не пронизывающий ветер, так туман. А если и солнышкосветит, то все равно такой холод, что зуб на зуб не попадает».

Ее размышления были нарушены довольно грубым голосом, раздавшимсяпрямо над ее ухом:

– Простите, вы случайно не видели бультерьера?

Эмили вздрогнула и повернулась. Через калитку к нейперегнулся высокий худой мужчина, темнолицый, седой, с налитыми кровью глазами.Одной рукой он опирался на костыль и с интересом разглядывал Эмили. Она безтруда догадалась, что перед ней капитан Вайатт. Инвалид, владелец коттеджаномер три.

– Нет, не видела, – ответила она.

– Убежала… – сказал капитан Вайатт. – Такое нежное создание– и совершенная дура. А тут эти машины…

– Я бы не сказала, что на дороге много машин.

– Летом много шарабанов, – хмуро заметил капитан Вайатт. –Утренняя прогулка из Экземптона за три шиллинга шесть пенсов. Подъем кситтафордскому маяку, что на полпути от Экземптона, чтобы слегка заправиться.

– Да, но ведь сейчас не лето, – сказала Эмили.

– Все одно. Вот только что шарабан проехал. Наверное,репортеры отправились поглазеть на Ситтафорд-хаус.

– Вы хорошо знали капитана Тревильяна? – спросила Эмили.

По ее мнению, инцидент с бультерьером был просто предлогом,продиктованным откровенным любопытством капитана Вайатта. Она была совершенноуверена, что ее особа – сейчас главный предмет внимания в Ситтафорде, и не былоничего удивительного, что капитану Вайатту, как и всем, захотелось непременнопосмотреть на нее.

– Откуда мне его хорошо знать? – сказал капитан Вайатт. – Онпродал мне этот коттедж.

– Ну да, – ободряюще сказала Эмили.

– Скряга он был, вот что, – сказал капитан Вайатт. – Подоговору он должен был все сделать по вкусу покупателя. Но стоило мне рамышоколадного цвета оттенить лимонным, и он потребовал с меня половину стоимости.По договору, мол, предусмотрен один цвет для всех коттеджей.

– Вы не ладили? – спросила Эмили.

– Да, мы вечно с ним скандалили, – сказал капитан. – Я и совсеми-то вечно скандалю, – добавил он в раздумье. – В таких местах, как здесь,приходится учить людей, чтобы тебя не беспокоили. Постоянно стучатся, заходят,болтают. Я не против принимать гостей, когда я в настроении, но настроениедолжно быть у меня, а не у них. Чего уж хорошего – ходил тут, как лорд в своемпоместье, заявлялся, когда ему вздумается! Теперь-то ко мне уж ни один черт несунется, – с удовлетворением заключил он.