Пуаро с улыбкой посмотрел на меня.

— Да, я уже это понял, — сказал он, продолжая осматриватькомнату.

Несколько мгновений он постоял возле умывального столика,где во множестве были расставлены флаконы и баночки с кремом.

Потом внезапно опустился на колени и принялся изучатьковрик. Когда мы с доктором Райли подошли к нему, он внимательно разглядывалнебольшое темное пятно, едва различимое на коричневом фоне. Оно было хорошозаметно только в том месте, где заходило на белую полосу.

— Что скажете, доктор? Это кровь? Доктор Райли тожеопустился на колени.

— Возможно. Могу проверить, если хотите.

— Будьте столь добры.

Мистер Пуаро оглядел таз и стоявший возле него кувшин. Тазбыл пуст, но на полу рядом с умывальным столом стояла старая жестянка из-подкеросина, наполненная грязной водой.

Пуаро повернулся ко мне.

— Не помните ли вы, мисс Ледерен, где был кувшин, когда безчетверти час вы уходили от миссис Лайднер, — в тазу или рядом с ним?

— Не уверена, — подумав немного, отвечала я, — но скореевсего он стоял в тазу.

— Да?

— Понимаете, — поспешила я объяснить, — мне так кажется,потому что он всегда там стоит — после ленча бои обычно оставляют его в тазу.Если бы кувшина там не было, я бы наверняка это заметила.

Пуаро одобрительно кивнул.

— Да, отлично понимаю. Профессиональная привычка. Есливидите какой-то непорядок, вы тотчас устраняете его, даже не отдавая себе вэтом отчета. А после убийства кувшин стоял там же, где сейчас?

Я покачала головой.

— Не заметила. Тогда меня интересовало только одно: непрячется ли где-нибудь тут убийца и не оставил ли он каких-нибудь следов.

— Точно, кровь, — сказал доктор, поднимаясь с колен. — Этоважно?

Пуаро молчал и озадаченно хмурился. Потом он раздраженно возделруки.

— Не знаю. Откуда мне знать. Возможно, это ровным счетомничего не значит. Конечно, я мог бы предположить, что убийца дотронулся до нее,испачкал руки кровью — даже если совсем чуть-чуть, это все-таки кровь — иподошел сюда, чтобы вымыть их. Все может быть. Но я не берусь утверждатьнаверное. Как я уже сказал, возможно, это пятно ровным счетом ничего не значит.

— Крови должно было быть очень мало, — возразил с сомнениемдоктор Райли. — Это не тот случай, когда кровь бьет струей. Нет, здесь простонемного сочилось из раны. Разве что он специально трогал рану…

Я вздрогнула. Перед глазами у меня стояла ужасная картина.Вот кто-то — возможно, симпатичный розовощекий фотограф — наносит страшный ударэтой прелестной женщине. Вот он склоняется над ее телом и жадно прикасается кране. Лицо его теперь совсем другое — безумное, искаженное зловещей гримасой.Доктор Райли заметил, что я дрожу.

— Что с вами, мисс Ледерен?

— Ничего…, просто озноб, — сказала я. — Дрожь пробирает.

Мистер Пуаро обернулся и посмотрел на меня.

— Я знаю, что вам нужно, — сказал он. — Сейчас мы с докторомРайли закончим осмотр и вернемся в Хассани. Предлагаю вам поехать с нами. Выведь напоите мисс Ледерен чаем, правда, доктор?

— С превеликим удовольствием.

— О нет, благодарю, доктор, — возразила я. — Мне и в головуэто не приходило.

Мосье Пуаро с самым дружелюбным видом легонько потрепал меняпо плечу. Будто самый настоящий англичанин, а не иностранец какой-то.

— Вы, моя дорогая, будете делать то, что вам говорят, —заявил он. — К тому же вы окажете мне немалую услугу. Нам еще много чегопредстоит обсудить, а здесь мы сделать этого не можем. Это было бы величайшейбестактностью. Бедняга доктор Лайднер, он благоговел перед женой и был уверен —о, так уверен, — что все разделяют его чувства! По-моему, все-таки это противночеловеческой натуре! Нет, мы намерены без помех обсудить миссис Лайднер — какэто у вас говорится, перемыть ей косточки, да? Итак, решено. Только вотзакончим все здесь и везем вас с собой в Хассани.

— Мне, наверное, все равно придется уехать, — сказала янеуверенно. — Здесь мне как-то не по себе.

— Подождите денек-другой, — сказал доктор Райли. — Нельзя жеуезжать до похорон.

— Разумеется, только вот… А что, если меня тоже убьют, а,доктор?

Я сказала это полушутя. И доктор Райли тоже не принял моихслов всерьез. Сейчас отпустит шуточку, подумала я.

Однако мосье Пуаро, к моему удивлению, остановился каквкопанный посреди комнаты и прижал пальцы к вискам.

— Ах! Если бы можно было… — пробормотал он. — Это опасно..,да.., страшно опасно… Но что же делать? Как уберечься от этого?

— Но, мосье Пуаро, — сказала я, — ведь я пошутила! Комупридет в голову убивать меня, хотела бы я знать?

— Вас.., или кого-то еще, — сказал он. Мне не понравилось,как он это сказал. По спине у меня снова пошли мурашки.

— Но почему? — не отставала я от него. Он посмотрел мнепрямо в глаза.

— Шучу, — сказал он. — Смеюсь. Но далеко не все так уж смешно.Кое-чему моя профессия меня научила. А именно — и это самое ужасное — убийствовходит в привычку…

Прежде чем уехать, Пуаро обошел все здание и прилегающие кнему наружные постройки. Задал несколько вопросов слугам, причем вопросы иответы с английского на арабский и наоборот переводил доктор Райли.

Вопросы касались главным образом незнакомца, которыйзаглядывал в окно, когда мы с миссис Лайднер увидели его, и с которым наследующий день беседовал отец Лавиньи.

— Вы что, действительно считаете, что этот малый имеетотношение к делу? — спросил доктор Райли, когда мы тряслись на его машине подороге в Хассани.

— Мое правило — собирать все сведения, какие тольковозможно, — ответил Пуаро.

И впрямь, ему в высшей степени была присуща эта особенность.Ничто, даже самый незначительный слушок, не проходило мимо внимания Пуаро, хотяобычно мужчины не интересуются сплетнями.

Должна признаться, чашка чаю у доктора Райли пришлась какнельзя кстати. Мосье Пуаро, я заметила, положил себе пять кусков сахару.

Старательно размешивая чай ложечкой, он сказал: