— Мисс Райли! — не выдержала я. — Это не правда! Я знаю, чтоэто не правда.

Но она продолжала говорить, не удостоив меня своимвниманием.

— Мало ей мужа, который ее обожал. Ей надо было еще дурачитьэтого недотепу Меркадо. Потом принялась за Билла. Билл — разумный малый, но онаи его сбила с толку. Над Карлом Рейтером она просто потешалась и изводила его.Это совсем нетрудно. Он очень чувствительный. И она из кожи вон лезла, чтобызавоевать Дэвида.

С ним ей было куда интереснее, ведь он противился ее чарам.Он отдавал должное ее обаянию, но.., не обманывался на ее счет. У него хваталоздравого смысла, и он понимал, что ей на него наплевать. Ненавижу ее! Была быона хоть чувственной. Но нет, интрижки ей не нужны. С ее стороны это простохолодная, расчетливая игра — куда как забавно перессорить всех, стравить друг сдругом! Она только этим и жила. Такие, как она, в жизни ни с кем не поссорятся,но вокруг них ссоры так и кипят! Это их проделки! Она же настоящий Яго[26] вюбке. Ей подавай драму. Но только, чтобы ее не впутывали. Она всегда в стороне.Только дергает за веревочки.., смотрит и наслаждается. Вы хоть понимаете, о чемя говорю?

— Понимаю. Вероятно, даже больше, чем вы ожидали.

Его тон меня удивил. Если бы в нем прозвучало негодование,но нет… Ох, не знаю, как и объяснить…

А вот Шейла Райли, кажется, что-то поняла. Краска бросиласьей в лицо.

— Можете думать что угодно, — сказала она. — Все равно яправа. Она — яркая личность, а здесь ей было нечем занять себя, вот она иставила опыты.., над людьми, как ученый с химическими реактивами. Ей нравилосьиграть с чувствами бедняжки мисс Джонсон, видеть, как та крепится из последнихсил, как ей трудно не выдать себя, хоть она и сильная натура. А уж доводить добелого каления миссис Меркадо она просто обожала. Обожала задеть за живое именя. И, уж будьте уверены, не упускала случая! Ей нравилось вызнать что-то очеловеке, а потом дразнить его. Не то чтобы шантажировать, о нет! Она простодавала понять, что ей что-то известно. А потому пусть человек мучится и гадает,что у нее на уме. О, Господи! Какая же она была актриса! Как тонко всепродумывала!

— А ее муж? — спросил Пуаро.

— Уж его-то она никогда не задевала, — с ударениемпроговорила мисс Райли. — Была с ним неизменно мила и ласкова. Наверное, любилаего. Он такой славный, не от мира сего, весь в своих раскопках и в науке. Женуон обожал, считал, что она — совершенство. Иных женщин это бы раздражало. Но неее. Пожалуй, он жил иллюзиями.., хотя, может быть, и не совсем так — ведь с нимона была именно такой, какой он себе ее представлял. Правда, это никак невяжется с…

Она запнулась.

— Продолжайте, мадемуазель, — сказал Пуаро. Она вдругобратилась ко мне:

— Что вы там наговорили о Ричарде Кэри?

— О мистере Кэри? — удивленно переспросила я.

— О ней и о Кэри.

— Ну, сказала только, что они не слишком ладили.

К моему изумлению, она расхохоталась.

— Не ладили! Вот глупость! Он же был по уши влюблен в нее. Исердце у него разрывалось — ведь он преклонялся перед Лайднером. Они стольколет дружили. А ей только того и надо было — стать между ними. И все-таки,кажется…

— Eh bien?

Она нахмурилась, поглощенная своими мыслями.

— Кажется, на этот раз она зашла слишком далеко… Да-а,обожгла крылышки. Кэри очень обаятелен… И невероятно красив. Вообще-то, она —холодна как рыба… Но с ним, думаю, утрачивала свою холодность.

— Клевета! Самая настоящая клевета! — вскричала я. — Ониедва разговаривали друг с другом.

— Да неужели! Ни черта вы не понимаете, как я посмотрю.Действительно, на людях они “мистер Кэри” и “миссис Лайднер”, а сами тайновстречались. Она шла якобы прогуляться к реке. А он в это время на час-другойуходил с раскопа. Встречались они обычно в саду.

Однажды я видела, как они прощались. Он возвращался нараскоп, а она стояла и смотрела ему вслед. Каюсь, я повела себя не как леди. Уменя с собой оказался бинокль, и я могла хорошенько разглядеть ее лицо. Уверяю,она была без памяти влюблена в Ричарда Кэри.

Мисс Райли замолчала и посмотрела на Пуаро.

— Вероятно, я вмешиваюсь не в свое дело. Извините, — сказалаона и как-то вымученно усмехнулась. — Но я подумала, что вам невредно быувидеть героев трагедии в их настоящем свете.

С этими словами она вышла из комнаты.

— Мосье Пуаро, — вскричала я. — Я не верю ни одному ееслову!

Он с улыбкой посмотрел на меня и сказал (странный онвсе-таки, право!):

— Однако вы ведь не станете отрицать, мисс Ледерен, что миссРайли пролила некоторый.., м-м.., свет на это дело.

Продолжить разговор нам не удалось — вошел доктор Райли и сулыбкой объявил, что поубивал самых надоедливых своих пациентов. Они с мосьеПуаро пустились в обсуждение вопросов, близко связанных с медициной, а именно,с особенностями психики авторов анонимных писем. Каждый ссылался на случаи изсвоей профессиональной практики.

— Все не так просто, как кажется, — сказал в заключениемосье Пуаро. — Обычно тут не только желание причинить неприятность, но икомплекс неполноценности.

Доктор Райли кивнул.

— Именно поэтому на истинного автора анонимных писемподозрение зачастую падает в последнюю очередь. Им оказывается какой-нибудьжалкий тихоня, который и мухи не обидит. Посмотришь на него — сплошноеблаголепие и христианское смирение, а подо всем этим бушуют пагубные страсти.

— Не было ли у миссис Лайднер признаков комплексанеполноценности? — задумчиво проговорил Пуаро.

Доктор Райли усмехнулся и выбил свою трубку.

— Уж чего-чего, а этого у нее и в помине не было. Никакихподавленных желаний. Жить, жить и еще раз жить — вот чего она хотела. И бралаот жизни все!

— Как вы считаете, могла она сама писать эти письма?Психологически это оправдано?

— Думаю, да. И причина в ее инстинктивной потребностиразыгрывать из своей жизни драму, в которой она отводила себе первые роли. Онавсегда должна была быть в центре внимания, звезда экрана. Психологически вполнеобъяснимо, почему она вышла за Лайднера. По принципу противоположности — онсамый застенчивый, самый скромный из всех, кого я знаю. Он обожал ее, но ейсемейных радостей было недостаточно. Ей нужно было играть роль героини, котораяподвергается преследованию.