Кэри тяжело опустился в кресло. Я прикрыла глаза, проклиная саму себя. И дернул же меня черт сказать что-то настолько жестокое. Был бы у него шанс поменять нас местами, оставить Элен в живых, он бы сделал это, не задумываясь.

– Позже это обсудим, Кику. Сейчас ты явно не в состоянии истерики закатывать, – глухо проговорил Ланкмиллер, справившись с собой.

Я сникла. Пригвоздил к месту одним лишь именем. Он так никому и не выговорился, должно быть. Хранил свою внутреннюю бездну молча, стиснув зубы и заливая ее алкоголем. Уже сколько дней прошло, а вид у него был, словно только после похорон.

– Тебе, кажется, снова потребовалась моя помощь? – в дверях без стука вдруг появился Ричард, оглядел быстро сначала Ланкмиллера, потом более заинтересованно – меня; и вынес свой предварительный вердикт. – Нет, я поражаюсь этому человеку. Чтобы заполучить такой вид, надо просто фундаментально постараться.

– А у меня, видимо, талант, – я невесело развела руками.

– Говорю тебе честно, я чего угодно ожидал, но до последнего был уверен, что моя помощь не понадобится.

Надо же, и Фолиана сорвали по тревоге. За короткое время – второй раз уже. Надеюсь, его практика от этого не страдает, а только обогащается. Как и карман.

Ричард деловито стер кровь со стола и разложил на нем свой врачебный чемоданчик, после чего принялся за дотошный осмотр повреждений. На все вопросы, больно ли здесь, я отвечала равнодушным мычанием, в итоге Фолиан удостоверился, что больно мне везде, и мрачно присвистнул.

На самом деле мое состояние больше походило на анабиотическое: затуманенное сознание, тело словно чужое. Деревянное и чужое.

– Безымянный палец на правой руке сломан и пара ребер. Мордашка быстро заживет моими стараниями, тут даже ничего зашивать не надо, – заключил Ричард после непродолжительного молчания. – Руки все в синяках, откуда столько?

– Я ими закрывалась. Когда люди срывают злость, они, как правило, не видят, куда бьют.

А опыт у меня большой. «Шоколад» – настоящая школа жизни, чтоб он прогорел.

– Ты легко отделалась, все заживет через месяц, будет, как раньше, – попытался немного приободрить Фолиан, заметив, видимо, что с настроем у меня вообще труба.

Ничего не будет, как раньше, доктор.

– Они хотели меня убить, – неожиданно пробормотала я, уставившись в пол.

При одном воспоминании сковала дрожь. Я чувствовала холод лезвия на своей коже, оно оставило за собой небольшой порез. Напоминание.

Я и сама не сразу поняла, что липну к халату Фолиана, судорожно стискивая ткань в пальцах, пачкая ее кровью. И я бы отскочила от него тотчас, взяла себя в руки и перестала, если б не реакция Ричарда. Куда-то разом делись его строгость, его скрупулезная педантичность, он мягко пригладил меня по голове, говорил на ухо что-то теплое, человеческое, о горячем чае, о том, что самое страшное уже позади, все закончилось.

Все закончилось. Я оглянулась на мучителя, мрачной глыбой подпиравшего стенку каюты. Вряд ли.

Когда Ричард завершил свое дело, он еще о чем-то недолго говорил с Кэри за дверью, а потом Ланкмиллер, чудом обходясь без резких движений, кое-как оторвал меня от стула и выдворил в коридор.

Если все, что мне нужно, это следовать за ним, минуты три на ногах я еще протяну. Но Кэри внезапно остановился, и я врезалась в его спину, хотя шла очень медленно, не отрывая ладонь от стенки, чтобы не заваливаться в противоположную сторону.

– Почему ты мне ничего не сказала об этом? – Он не обернулся даже, когда спрашивал. Звучал убито, не по-ланкмиллерски.

– Мне кажется, тебе такое неинтересно, – на удивление, в этих словах совсем не было упрека. Только горечь.

– Ну знаешь, о таких вещах обычно рассказывают хозяину.

Он впервые говорил о том, что для него быть хозяином подразумевает какую-то связь, доверие, может быть.

Слишком поздно.

– Обычно… хозяину… – хмуро передразнила я, едва ворочая языком.

– Есть еще что-то сокровенно личное, о чем мне знать не помешало бы?

Я привалилась к стенке плечом, охнув от резкого движения. Говорить было тяжело, каждый глоток воздуха отзывался внутри уханьем, от которого темнело в глазах.

– Этот лайнер направлялся в Антею. Я попала на него… не по своей воле и еще… Амалия причастна к смерти Элен…

Я закончила с рваным вздохом, исподлобья взглянула на него, прикладывая существенные усилия, чтобы не сползать по стенке, на которую опиралась. А теперь отведи меня, пожалуйста, куда вел. И даже если уж это камера пыток, пожалуйста, пусть там будет кровать.

Кэри взглядом скользил по моему лицу несколько быстрых секунд, потом опустил глаза. Так ничего и не ответил, только лицо стало еще более серым и безжизненным.

Привел меня мучитель в свою каюту. Не лучший вариант, но так или иначе кровать там все-таки была.

Сквозь открытое окно ветер приносил пыль, и она скрипела на зубах, оставалась белесым налетом на мебели. Чистое кухонное полотенце, подвешенное на оконную ручку трепыхалось на сквозняках, заставлявших ежиться и обнимать себя за плечи.

В итоге Кэри меня все-таки не убил. Даже пальцем не тронул, не говоря уж об обещанных экзекуциях.

Наше последнее взаимодействие закончилось тем, что на участках пути до дома, которые я не могла провести в кровати или на сиденье автомобиля, Ланкмиллер нес меня на руках. Потом он даже не разговаривал со мной ни разу.

Так только, пару фраз по делу. Раны постепенно затянулись, как Ричард и обещал. Хотя первые пару недель жизнь была невеселой.

Алисия уехала к себе. Точнее, Кэри мягко ее спровадил. И это было верным решением, потому что под давлением удушливой скорби и тьмы, затопивших фамильное поместье, она и сама потихоньку начинала гаснуть. А с ее уходом ланкмиллерский дом освещать стало совсем уж некому.

Мучитель вычеркнул меня из жизни. Даже смотрел сквозь, если ему вообще случалось смотреть.

Только теперь спала я почему-то на его кровати. Моим попыткам забиться в дальний угол, чтоб не касаться его во сне, мучитель не препятствовал, и в этом меня все устраивало. В конце концов, так лучше, чем в проклятой комнате на двоих.

Ланкмиллер целыми днями работал, почти головы от документов не поднимал. И все были уверены, что это абсолютно нормально, даже чудесно, что он сидит часами за монитором почти без движения, потом срывается на встречу, возвращается за полночь и молчит. Ну конечно, он и в запой уйти мог бы или вовсе удариться во все тяжкие. Но Кэри предпочел медленно и нудно чахнуть над своими бумажками. Он даже не спал почти. В крайнем случае, я этого аттракциона больше не видела. Даже если и просыпалась вдруг посреди ночи от холода или кошмара, либо Кэри не было рядом, либо он лежал и стеклянными глазами гипнотизировал потолок.