В общем, Ланкмиллер страдал и работал.

А я бесцельно слонялась по его дому, по саду, ждала. Думала, может, приедет Феликс или еще кто-нибудь, и эта гнетущая безотрадная тоска развеется, но все никто не приезжал. И ничего не менялось.

Кэри на мои попытки заговорить не отзывался. В общем-то, и на попытки кого-либо другого – тоже. Телефон давно отобрали. В итоге я оказалась заперта в доме, в котором мое присутствие едва ли было кому-то нужно.

Из живых людей мной все еще интересовался Генрих, и вряд ли это было поводом для радости, если взглянуть объективно. Но мне больше нравилось переставать чувствовать себя манекеном хоть на время, чем смотреть объективно.

Я ковыряла ложкой в остывшем супе и пялилась в окно. Со дня смерти Элен погода так ни чуточки и не улучшилась, видимо, над Шелем навис какой-то затяжной циклон, как обычно бывает под середину лета. Даже в те дни, когда дождь не шел, над городом хмурой громадой висели пепельные беспроглядные тучи, и не было им конца.

– Что не ешь? – Начальник охраны тяжело опустился напротив меня.

А сейчас он скажет, что хозяин на меня свои деньги тратит, а я тут скотина неблагодарная, ворочу нос.

– Генрих, мы это уже проходили. Не хочется мне.

– Хозяин деньги на тебя тратит, ишь, не хочется ей! А ну давай шевели ложкой!

Ему прям надо в команду поддержки какую-нибудь. Я снова перевела взгляд в окно, готовясь слушать полуторачасовые увещевания о том, как Ланкмиллеру сейчас непросто и как ему требуется хоть какая-нибудь поддержка с моей стороны.

Я уже заранее мысленно послала Генриха лесом. Кэри и видеть-то меня не хотел, я его тоже. Какая уж тут поддержка.

У меня была куча времени подумать, зачем он вообще взялся меня возвращать, еще и лично. Неужели желание насолить Амалии живет в нем настолько несломимым стержнем, что он готов наступать на собственное горло? Как он спохватился так быстро, как понял, где…

– Как вы вообще умудрились отыскать меня в море? – вдруг встрепенулась я и даже ладонью по столу хлопнула, перебивая Генриха.

Этот вопрос и раньше постоянно крутился в мыслях, а теперь выскочил так внезапно, что я без задней мысли оборвала высокопарную речь начальника охраны чуть ли не на самой душещипательной ноте. За такое можно и по шеям получить, но Генрих сегодня что-то больно не в настроении на подзатыльники.

– Очень полезная вещь, как выяснилось, – он указал на мое запястье. – Когда объект достигает предела допустимого удаления, встроенный датчик фиксирует местоположение и подает сигнал.

Я скуксилась. Была Роуз, стала Кику, теперь вот «объект». В этой семейке не соскучишься.

Тонкий серебристый браслет звякнул об стол. Я так привыкла к нему, что со временем почти перестала замечать. Помнится, суровый начальник охраны заставил меня его надеть, когда напившегося мучителя пришлось на своем горбу тащить из клуба посреди ночи. Надо же, как удобно, оказывается, цепи у них бывают не только металлическими.

– Амалия-то меня не хватилась, случайно? – глухо усмехнулась я, жутко рискуя огрести при этом.

Впервые возвращалась к этой теме с тех пор, как вновь оказалась в поместье. Напоминать лишний раз не хотелось, так как угроза бесчеловечной расправы надо мной все еще висела, и неслабая.

Я, наверное, просто все еще не могла примириться с мыслью, что маменька оказалась совсем не такой, какой я ее помнила. И что она смотрела на меня точно таким же глазами, как и Ланкмиллер. Видела то же, что и Ланкмиллер. Забавную, по сути, вещичку, которая на самом деле никому не нужна, но прибрать к рукам от большой жадности все же хочется. Это как хлам домой тащить или не выбрасывать старье, потому что жалко.

«Грязный секрет», н-да.

Я уронила голову на стол. И чудом мимо тарелки с супом. Генрих даже не стал притворяться, что понял шутку; молча потрепал меня по волосам и вышел. И лучше б всыпал, честное слово. Хоть какое-то разнообразие.

Пройдя по пустынным, наводящим трепет коридорам, я неслышно скользнула в мучительскую спальню и сразу же зарылась под одеяло. Погода была сонная, и глаза слипались.

Я невольно покосилась на Ланкмиллера. Он был серый и безжизненный. Почему-то подумалось, что после всего он и меня вряд ли отпустит живой.

Но несмотря на это, засыпая на его кровати под скрип его же шариковой ручки, я чувствовала себя на удивление спокойно.

Когда проснулась, комнату уже заволокло сумерками, серые, словно дым, они клубились по уголкам, делая тени глубже. Настольная лампа не горела, но Кэри все еще сидел за столом, развернувшись к окну, от которого шел слабый неровный свет.

Я неслышно сползла с кровати, босыми ногами ступая по шершавым доскам, и глянула на Ланкмиллера. Он там не умер вообще? Что-то больно тихий.

Не знаю, что за дьявольская муха меня укусила, что я вдруг решила приблизиться к нему, зачем заглянула через плечо. Я вообще мало что знаю в этой жизни, но только б лучше я этого не делала.

У меня даже сердце свело в первую секунду. Старые фотографии на экране, немного подсвечивающем тьму.

До ужаса счастливый Кэри. Элен легкая, в летнем платье. Элен, черт возьми… Ну зач-чем, зачем он сам себя мучает, как будто кому-то от этого легче станет. Выжигает на подкорке с поразительной жестокостью то, чего у него никогда не будет.

Я в порыве негодования оперлась на стол, и очень даже зря. Задела какую-то стопку бумаженций, и верхняя папка оттуда вероломно съехала, оглушительно грянулась об пол. Я вздрогнула, а мучитель резко развернулся и, стиснув мое левое запястье, занес руку для такой пощечины, от которой я бы вряд ли удержалась на ногах.

– Прости, не хотела тебя побеспокоить. Правда, – пролепетала, старательно игнорируя пересохшее горло и пропадающий голос, едва слушавшиеся губы.

Ланкмиллер, судя по лицу, и сам от себя такого не ожидал. Может, не думал, что это я. Хотя, наверное, он вообще ни о чем не думал.

– Уходи, – бросил мучитель сквозь зубы, будто его тошнило уже просто от моего присутствия, скручивало пополам, мучили боли.

Я грустно взглянула на него. Конечно, что он еще мог сказать.

Но стоит признать, что это уже прогресс, он выжал из себя целое слово, надо же. Еще две недельки подожду, глядишь, и предложениями заговорит.

– Долго ты еще собираешься истязать себя этим всем? Нет сил смотреть на тебя.

– Уходи, – глухо, мрачно повторил Кэри, одной рукой указывая на дверь.

Второй он все еще стискивал мое запястье так, что перед глазами роились мошки.

– Ну так отпусти, черт тебя дери, Ланкмиллер! – Вот уж не думала, что у меня хватит духу еще и голос на него поднять. – Совсем придурок, что ли?!

Вместо того чтобы выпустить, мучитель с силой дернул на себя. Я неловко приземлилась на его колени, чудом ничего ни себе, ни ему не повредив. Так зло прогонял, и так крепко обнимает, что едва получается дышать. А почему-то мне сейчас очень хочется дышать, часто и глубоко.