Хономер поклонился им обоим и негромко сказал:

– Начнём же, во имя Старшего, благородного в битве,Младшего, милосердного к побеждённым, и Предвечного Отца их!

– И Матери их, – вдруг проговорил Волкодав.

Прозвучало это до того неожиданно, что Хономер промедлиллишнее мгновение, против обыкновения не сразу найдясь с достойным ответом. Хотясказанное венном очень даже смахивало на святотатство. В самом деле,поклонение, завещанное от праотцов, вовсе не подразумевало особого почитаниясмертной женщины, выносившей во чреве своём сыновей Бога. Кто она такая была,чтобы её чтить? Любуясь великолепными статуями, мы очень мало думаем о глинянойформе, куда по воле мастера излился горячий металл…

Разум Хономера, привыкшего проповедовать и спорить о вере,немедленно породил эти и ещё иные, не менее сокрушительные рассуждения… Они таки остались непроизнесёнными.

– И Матери их! – глядя Наставнику в глаза, откликнулсяВолк.

Освящённого обычаем «я тебе доверяю» ни один из не добавил.

В кан-киро нет соперничества и вражды, а оттого невозможны исостязания. Ученики на уроке, разбиваясь попарно для освоения новых движений,занимаются отнюдь не борьбой, не ревнивым сравнением, в ком из двоих большесилы и ловкости, кто лучше преуспевает в искусстве.

Один из них притворяется злоумышленником и нападает –хватает или бьёт тем способом, который перед этим показывал, нападая наНаставника, их старший собрат. Он действует с большой внутренней силой,искренне – если уж держать, то до последнего и так, чтобы ободрала пальцыжёсткая ткань одеяний, если бить – так, словно собрался перерубить ладоньюбревно или прошибить кулаком стену! Но всё это совсем не обязательно проделыватьбыстро. Быть может, от нападения защищается новичок, медлительный и неловкий.Пусть он вдумчиво следит за работой своего тела, не беспокоясь оплошать, небоясь, что в случае ошибки ему проломят голову или жестоко бросят на землю.Пусть он загодя знает, что нападающий дружески укажет ему его промах и научит,как правильно. Ибо сказано: «я тебе доверяю»…

В этом одна из основ обучения. Доверие – дело взаимное. Тот,кто защищается, обязан двигаться не быстрей и не медленней нападающего, ибослиться воедино могут только те потоки, в которых вода одинаково стремительна –или спокойна. А ещё он обязан помнить, что любой приём кан-киро завершается илиопасным броском, или костоломным захватом. Но, доколе перед тобой друг,исполнять такие броски и захваты следует бережно и осторожно, не причиняяувечий и боли. Ибо нападающий вручает тебе своё тело и ждёт, что ты сумеешь незабыться во вдохновении боя: «я тебе доверяю»…

Волкодав и Волк неторопливо и медленно сошлись посерединедвора. Поклонились друг другу…

Ни тот, ни другой не напал. Напавший на мастера кан-кирозаведомо обрекает себя поражению. Он сразу являет свои сильные и слабыестороны, а самое главное – отдаёт мастеру движение, из которого тот выплетаетвразумление либо погибель напавшему.

Волкодав и Волк одновременно подняли перед собой правыеруки, и руки встретились, соприкоснувшись чуть повыше запястий. Так могли бывстретиться лезвия двух мечей.

А потом начался танец. Медлительный и невероятно красивый.Первыми пришли в движение руки: то одна, то другая увеличивала нажим и начиналалегонько скользить мимо, вынуждая противницу вписываться в движение,подхватывать его и возвращать вкруговую. Очень скоро движение рук сдвинуло сместа и самих поединщиков. Они начали переступать, плавно кружась,завораживающе неспешно и согласно выписывая знакомые ритмы, безупречныепоследовательности шагов, завещанные людям, если верить преданиям, посланницамисамой Богини Кан, нарочно ради этого спустившимися на землю.

Волкодав и Волк не смотрели один на другого. Тот, ктопроследил бы за ними в эти мгновения, наверное, поразился бы их лицам. Обаказались не просто спокойными, но даже умиротворёнными. Ни страсти, ни ярости,способной возмутить спокойствие духа. Рассредоточенные взгляды, обращённыесловно бы за пределы этого мира. Глаза обоим можно было бы завязать. Ничего быне изменилось.

Но вот танец нарушился… Хотя нет, «нарушился» – не то слово.Просто достигло нужного размаха кружение, один из двоих чуть сдвинулся,предложив новое развитие, превращая очередной, ставший совсем широким шаг вразворот… способный стать для соперника погибельным водоворотом.

Кто это сделал – ни один из учеников не успел углядеть,потому что движение было тотчас принято, подхвачено и продолжено, и…

…И Волк со всей определённостью понял, что погиб.

Наставник без усилия, плавно, как льётся из кувшина вода,вошёл в предложенное Волком движение и повёл его руку – вроде очень спокойно,вроде нисколько не торопясь… но до того неодолимо, властно и грозно, что кудатолько подевалась уверенность, толкнувшая Волка на этот роковой поединок! Насмену ей явилось знакомое чувство, ставшее обычным и привычным за годы учёбы.Ему ведь часто приходилось ощущать на себе кан-киро Наставника. Волкодав накаждом уроке подзывал его по нескольку раз, показывая что-нибудь ученикам, ибез этого, надо думать, Волку разве что во сне приснилось бы заглазноепрозвание Лучшего. Так вот, всякий раз, когда Наставник призывал к немумилосердие Богини Кан, – Волку неизменно казалось, будто его подхватил инесёт необоримый вихрь… а на расстоянии ногтя блестят клыки вроде тех, которыхне могли прикрыть губы Тхваргхела. Блестят, не касаясь тела. До поры некасаясь…

«И я, несчастный дурак, сказал Хономеру, чтобы нанял менявместо него?.. Да я никогда не буду и вполовину так хорош…»

Додумывал эту мысль Волк уже в полёте – Волкодав отправилего приникнуть к безмятежности мудрой Земли. Это было очень сложное падение, изтех, когда до последнего не удаётся пустить в ход руки. Не будь Волк лучшимучеником, точно лежать бы ему с переломанной шеей. Но если и были в выучкеВолка какие изъяны, то не по части соприкосновений с землёй.

«…Никогда не буду и вполовину так хорош… О чём это я? Какоеещё „никогда“? Так дело пойдёт, я сегодняшнего вечера-то не увижу. Он и сейчасмог меня убить. Если бы захотел…»

Останься лежать и будешь жив, нашёптывал здравый смысл, иВолк всем существом понимал его правоту. Ну, посмеются над тобой несколькодней, потом перестанут, потому что, кроме Наставника, всё равно никому здесь стобой не равняться… Лежи, дурень!

Волк встал. И снова простёр к наставнику руку с чутьприподнятой и развёрнутой кистью. Так воин, вооружённый мечом, обращает его кпротивнику, отказываясь сдаваться.

Хономер следил за поединком Наставника и Лучшего унота сосмешанным чувством. Он, пожалуй, грустил. И дело было даже не в том, что сам онникогда не отважился бы предложить Волкодаву поединок, как это сделал отчаянныйВолк. Да, кан-киро Хономера никогда не будет не то что великим – даже и простовыдающимся. Но этим обстоятельством была затронута только его собственнаягордость, и без того подлежавшая всяческому усмирению. Глубинный повод длядушевной печали был много, много серьёзней.