Позднее, к вечеру появляется доктор Сампайо. Рикардо Рейс иМарсенда не покидали своих номеров, Лидия, несколько раз замеченная налестницах и в коридорах, невинное в сущности замечание Пименты относительнотого, что приходить следует лишь в том случае, когда зовут, и нечего шастатьпопусту взад-вперед, приняла как-то уж чересчур близко к сердцу, но Пиментатоже не смолчал и за словом в карман не полез, дав ей достойную как по форме,так и по содержанию отповедь, и хорошо еще, что острый этот диалог происходилвдали от чужих ушей и не был услышан, например, Сальвадором, который непременнозахотел бы узнать, на что намекает Пимента, утверждая, что кое-кто бродит, каклунатик, по коридорам в ночь-полночь. В полемическом запале Пимента допустиллегкое преувеличение — было ровно восемь, когда доктор Сампайо постучал в дверьРикардо Рейса: Нет, благодарю вас, не стану заходить, я пришел всего лишьпригласить вас отужинать вместе, втроем, Марсенда рассказала мне о разговоре свами. Очень вам благодарен, сеньор нотариус — и Рикардо Рейс все же настоял,чтобы доктор Сампайо вошел и присел: Что вы, какие пустяки, я лишь выслушал ееи дал ей тот единственный совет, который мог бы дать человек, который неслишком глубоко знаком с ее болезнью — упорно лечиться и не отчаиваться. Я самтвержу ей это постоянно, но она уже пропускает мои слова мимо ушей, самизнаете: дети — они такие, «да, папа», «хорошо, папа», но я же вижу, в Лиссабонона ездит без всякой охоты, а приезжать необходимо, чтобы врач мог следить затечением болезни, а лечение, разумеется, проходит в Коимбре. Но ведь и вКоимбре есть грамотные специалисты. Их мало, да и те, по правде говоря, не хочуникого обижать, не внушают мне особого доверия, потому мы и приезжаем сюда,здесь Марсенду пользует очень опытный и знающий врач. Вероятно, подобныеотлучки пагубно сказываются на вашей практике. Да, бывает и такое, но что я былбы за отец, если бы отказался пожертвовать своим временем ради — и разговор наэтом не оборвался, собеседники, руководствуясь сходными намерениями, дляприличия обменялись еще несколькими фразами, в равной степени являющими искрывающими истину, как бывает в любом разговоре, в данном же случае, попричинам, нам с вами известным, — особенно, после чего нотариус счел уместнымподняться: Итак, в девять, мы за вами зайдем, Что вы, зачем же затрудняться, ясам постучу к вам, и, действительно, постучал в назначенное время Рикардо Рейсв дверь номера 205, памятуя, что в соответствии с тонкостями этикета, было бынеучтиво сначала стучать к Марсенде.

Вход в ресторан был ознаменован единодушными улыбками ипоклонами. Сальвадор, позабыв или дипломатически притворясь, что позабыл былыеобиды, распахнул перед ними обе двери: первыми прошли Рикардо Рейс с Марсендой,как и полагается гостю; оттуда, где мы находимся, не слышно радио, а я дорогобы дал, чтобы по волшебному совпадению заиграло оно в эту минуту свадебный маршиз «Лоэнгрина», или мендельсоновский, или менее известный — из «Лючии деЛамермур» Доницетти. Садятся, как и следовало ожидать, за стол нотариусаСампайо, которого, как всегда, обслуживает официант Фелипе, но и Рамон неоткажется от своих прав в пользу коллеги и земляка — оба родились вВильягарсия-де-Ароза, и каждому смертному предначертан его неизменный жизненныймаршрут: один из Галисии перебрался в Лиссабон, другой родился в Порто,сколько-то прожил в столице, эмигрировал в Бразилию и теперь вот вернулся вотчизну, а третий уже три года мотается между Коимброй и Лиссабоном, и каждыйищет исцеления, утешения, денег, спокойствия, здоровья или удовольствия, и укаждого оно свое, и потому так трудно удовлетворить всех нуждающихся. Ужин идеттихо и мирно, Марсенда сидит справа от папеньки, Рикардо Рейс — справа отМарсенды, чья левая рука по обыкновению лежит на столе рядом с тарелкой, но,против обыкновения, не прячется, а, можно даже сказать, горделиво красуется, иизбавьте нас, ради Бога, от замечаний насчет того, что слова эти неуместныздесь, вы просто не слышали народной речи: вспомним, что рука эта побывала вруках у Рикардо Рейса, и как же ей не гордиться и не красоваться, ибо глазаболее зоркие, чем у нас, разглядели бы даже исходящее от нее сияние, ну, а отнашей с вами слепоты средства пока не придумано. Болезнь Марсенды в беседе незатрагивается: вдосталь уж поговорили о веревке в доме этой повешенной — докторСампайо воспевает красоты лузитанских Афин: Там я появился на свет, там вырос,там выучился, там тружусь и не верю, что есть на свете город подобный ему.Высокий штиль беседы наверняка не сменится штормом дискуссии о сравнительных достоинствахКоимбры, Порто или Вильягарсии-де-Арозы: Рикардо Рейсу решительно все равно,где он родился, Рамон с Фелипе никогда не дерзнут встрять в разговорпосетителей: у каждого из нас по две отчизны — в одной мы рождены, в другойпроживаем, и нужно ли добавлять, что столь часто звучащая фраза «Знай своеместо» не краеведами придумана, не к патриотизму призывает. Было, впрочем,совершенно неизбежно, что доктор Сампайо, зная, что доктор Рикардо Рейс уехал вБразилию по политическим причинам — а любопытно, откуда бы нотариусу это знать:Сальвадор ему этого не говорил, поскольку и сам такими сведениями нерасполагает, Рикардо Рейс совершенно точно таких признаний не делал, но кое-чтопрочитывается, так сказать, между строк, угадывается в обмолвках и умолчаниях,в выражении лица, стоит, например, обронить в разговоре: Я уехал в Бразилию вдевятнадцатом, как раз когда на севере восстановили монархию, да еще ссоответствующими интонациями, как обостренный слух нотариуса, привыкшего колжи, завещаниям и долговым распискам, воспримет эту фразу в должном смысле —так вот, доктор Сампайо непременно свернет на политику. И по нехоженым тропам,ощупывая вокруг себя землю, чтобы не угодить в капкан, не наступить на мину,Рикардо Рейс, благо ничего иного предложить был не в состоянии, двинулся этимпутем и, не успели еще подать десерт, как уже объявил о своем неверии вдемократию и о смертельной тоске, которую на него наводят социалистическиеидеи, на что доктор Сампайо со смехом сказал: Разделяю ваш вкус, Марсенду жеэта тема, судя по всему, не занимала нимало, о чем можно было судить по тому,что она сняла левую руку со стола и положила себе на колени, и свечение, если ибыло, го исчезло. Нам, дорогой мой доктор Рейс, нам, людям, заброшенным наевропейскую обочину, нужно, чтобы во главе правительства и государства стоялчеловек с высокими помыслами и железной волей, таковы были слова доктораСампайо, продолжившего свои речи: Ни в какое сравнение не идет та страна,которую вы покинули в 19-м году, с тем, что представляет она собой ныне, язнаю, что вы вернулись совсем недавно, но и за столь краткий срок любойнепредвзятый взгляд заметит значительнейшие изменения: пополняетсягосударственная казна, укрепляются порядок и дисциплина, появилась адекватная ивнятная национальная идея, изменилось отношение со стороны других государств,которые проникаются все большим уважением к нам, к нашим героическим деяниям, кнашей многовековой славной истории, к нашей империи. Да, я видел пока немного,но осведомлен о происходящем по газетам. Ну, разумеется, газеты читать полезно,но этого недостаточно: надо своими глазами увидеть проложенные дороги,выстроенные порты, возведенные школы и вообще весь размах общественных работ,но главное, дорогой доктор, главное — дисциплина, порядок, воцарившийся наконецна улицах и в умах, умиротворенный народ, засучив рукава, берется за работу подруководством великого государственного деятеля: у него и в самом деле —железная рука в бархатной перчатке, то есть именно то, в чем мы так нуждались.Чудесный образ. Жалею, что я его не придумал, а всего лишь припомнил, ноубедительная метафора стоит сотни речей, года два-три назад, точно не помню, наобложке какого-то юмористического журнала я увидел превосходно сделанныйрисунок — железная рука в бархатной перчатке — чудесно, просто чудесно былонарисовано, так и видишь и бархат, и железо. Вы сказали — «юмористического»?Истина, мой дорогой доктор, места себе не выбирает. Остается узнать, примет лиместо истину. Слегка озадаченный доктор Сампайо нахмурил лоб, но счел, чтовозникшее противоречие порождено мыслью чересчур глубокой, чтобы обсуждать ееза бутылкой «Коларес» и сыром. Марсенда рассеянно отщипывала кусочки корки и,чуть повысив голос, начала было фразу, которая, будь она закончена, увела быразговор к недавней премьере, однако отец гнул свое: И нельзя назвать этолитературным шедевром, книгой, которая останется в веках, но польза от неенесомненна, тем более, что она легко читается и способна открыть глаза очень иочень многим. А что за книга? Называется «Заговор», автор — патриотическинастроенный журналист, некий Томе Виейра, не знаю, говорит ли вам что-нибудьэто имя. Впервые слышу, но я ведь так долго жил вдали от родины. Она вышланесколько дней назад, прочтите ее, непременно прочтите и выскажите мне своемнение. Разумеется, если вы ее рекомендуете, и, сказавши это, пожалел РикардоРейс, что поспешил провозгласить себя противником социализма, демократии да ибольшевиков, если уж на то пошло, и не потому пожалел, что декларации его несоответствовали убеждениям — в полной мере соответствовали — а потому, что егоутомил такой преувеличенный национализм, тем более, что никак не удавалосьвовлечь в разговор Марсенду, так бывает сплошь и рядом: больше всего устаешь оттого, что сделать не сумел, тогда как от трудов, хоть тяжких да плодотворных,испытываешь прилив сил.