Выбрав место на солнышке, они заказали себе кофе. Минутчерез пять из отеля неторопливо вышла Найоми Карлтон-Смит. Она небрежно уселасьна стул рядом с ними, не слишком элегантно вытянув ноги.

У нее был торчащий подбородок и глубоко посаженные серыеглаза. «Какое странное лицо, — подумал мистер Саттертуэйт. — Умное инесчастливое. Лицо, которому недостает лишь самой малости, чтобы бытькрасивым».

— Ну, Найоми, — бодро начала герцогиня. — Чем ты все этовремя занималась?

— Да так, ничем. Убивала время.

— Писала что-нибудь?

— Немного.

— Покажи-ка.

Найоми усмехнулась. Властный тон герцогини ее нимало незадел — скорее, позабавил. Она вернулась в отель и вскоре появилась снова свесьма увесистой папкой.

— Но предупреждаю вас, герцогиня, — сказала она, — они вамне понравятся. Впрочем, можете говорить что угодно — меня это не слишкомогорчит.

Заинтересовавшись, мистер Саттертуэйт подсел поближе, аподсев, проявил еще больший интерес. Герцогиня качала головой с нескрываемымосуждением.

— Не могу разобрать, где тут что, — жаловалась она. — Божемилостивый, Найоми, разве бывает море — или небо — такого цвета?

— Я их так вижу, — лаконично ответила девушка.

— Фу! — рассматривая следующую работу, поморщиласьгерцогиня. — Аж мурашки по коже!

— Так и должно быть, — сказала Найоми. — Вы, сами того нежелая, сделали мне комплимент.

Это был странный, вихреобразный набросок опунции, которуюздесь можно было узнать с большим трудом. Кое-где на грязно-зеленых пледахалмазами на солнце вспыхивали яркие разноцветные искры. То был стремительныйводоворот порочной, мясистой, загнивающей плоти.

Невольно поежившись, мистер Саттертуэйт отвел взгляд иобнаружил, что Найоми следит за его реакцией.

— Вы правы, — понимающе кивнула она. — Действительно страшнаягадость.

Герцогиня откашлялась.

— Нынче, кажется, стало очень легко писать картины, —уничтожающе заметила она. — Не нужно мучиться, добиваться сходства. Знай швыряйсебе краску на холст — уж не знаю чем, но, во всяком случае, не кистью…

— Мастихином… — с довольной улыбкой вставила Найоми.

— Главное — не жалеть красок, — продолжала герцогиня, —Тяп-ляп — и пожалуйста вам, картина готова! И все говорят: «Ах, какзамечательно!» Нет уж, меня этим не проймешь! Я предпочитаю…

— Эдвина Ландсира, — подсказала Найоми. — И чтобы на холстевсякие там лошадки, собачки…

— А почему бы и нет? — вскинулась герцогиня. — Чем тебе ненравится Ландсир?

— Да нет, он мне нравится, — сказала Найоми. — И вы мненравитесь, герцогиня. И вообще, как поверху глянешь, все в жизни выглядит мило,гладко и лучезарно. Вас, герцогиня, я очень уважаю: вы сильная женщина. В вашейжизни чего только не было — и всякий раз вы выходили победительницей. Зато те,кому довелось быть побежденными, видят жизнь с другой стороны — и это тожепо-своему интересно.

Герцогиня не сводила с девушки озадаченного взгляда.

— Не могу взять в толк, что ты такое говоришь! — объявилаона наконец.

Мистер Саттертуэйт все еще рассматривал наброски. В отличиеот герцогини, он мог оценить технику и был приятно удивлен.

— Мисс Карлтон-Смит, нельзя ли купить у вас что-нибудь? —подняв глаза, спросил он.

— Берите любую за пять гиней, — равнодушно ответила девушка.

С минуту поколебавшись, он выбрал набросок опунции с цветамиалоэ. На переднем плане желтело яркое пятно мимозы, кругом по всему листу былибеспорядочно разбросаны алые цветки алоэ, а позади с безжалостной точностьючередовались продолговатые лепестки опунции и зазубренные листья алоэ.

Мистер Саттертуэйт поклонился.

— Мисс Карлтон-Смит, я с огромным удовольствием — и,вероятно, с немалой выгодой для себя — покупаю у вас эту вещь, — сказал он. —Думаю, когда-нибудь я выручу за этот эскиз гораздо больше — если, конечно,надумаю его продать.

Девушка наклонилась посмотреть, что он выбрал, после чеговзглянула на него уже с некоторым уважением. Кажется, она вообще впервыезаметила его присутствие.

— Это лучший из моих набросков, — сказала она. — Ну что ж, ярада.

— Не знаю, — пожала плечами герцогиня. — Может, вы и правы —вам виднее. Я слышала, что вы разбираетесь в живописи… Только не говорите мне,что вот эта мазня — искусство, я все равно вам не поверю!.. Впрочем, довольнооб этом. Я приехала сюда на несколько дней и хочу еще осмотреть остров. Найоми,у тебя ведь есть машина?

Девушка кивнула.

— Прекрасно! — сказала герцогиня. — Вот завтра куда-нибудь исъездим.

— Но в ней только два места. — Ничего страшного! Я думаю,сзади найдется откидное сиденье и для мистера Саттертуэйта.

Мистер Саттертуэйт вздохнул. Сегодня утром он успел испытатьна себе, что такое дорога по-корсикански.

— Боюсь, что моя машина вам не подойдет, — задумчивовзглянув на него, сказала Найоми. — Она просто развалюха, я купила ее забесценок. Меня одну она еще кое-как тащит в горку — да и то со скрипом, — а вотпассажиров уж точно не потянет… Впрочем, здесь можно взять машину напрокат.

— Напрокат? — презрительно переспросила герцогиня. — Вотеще! А кто этот господин с желтоватым лицом, который подъехал перед самымобедом на четырехместной машине?

— По-моему, вы имеете в виду мистера Томлинсона.

Это отставной судья из Индии.

— Тогда понятно, откуда такая желтизна, — кивнула герцогиня.— А я уж забеспокоилась, не желтуха ли. С виду он вроде человек порядочный.Надо с ним поговорить.

Когда мистер Саттертуэйт вечером спустился к ужину,герцогиня в черном бархатном платье и в полном блеске своих бриллиантов уже очем-то увлеченно беседовала в холле с господином из Индии. Властным кивком онаподозвала его к себе.

— Идите сюда, мистер Саттертуэйт. Мистер Томлинсонрассказывает такие интересные вещи! И главное — представьте себе — он собираетсясвозить нас завтра в своей машине на экскурсию!

Мистер Саттертуэйт посмотрел на нее с искренним восхищением.

— Нам пора на ужин, — сказала герцогиня. — Подсаживайтесь кнашему столику, мистер Томлинсон, и мы с удовольствием дослушаем ваш рассказ!