Он, конечно, все понял правильно. Резко затормозил иповернулся ко мне. Посмотрел как обжег, но почему-то мне было не страшно. Ясмирно сидела, глядя в окно. Он должен был выбросить меня из машины, иправильно. Пусть Серафима говорит что хочет, но водить Циркача за нос у меняпропало всякое желание. Однако я все еще сидела в машине, а он заговорил:

— Ничего ты не поняла… все не так, как ты думаешь. Мненичего от тебя не надо… то есть мне многое, что надо, но не так. Я баб непокупаю, — выпалил он, окончательно запутавшись в словах. — И ты мненичем не обязана.

Я мысленно порадовалась. И заплакала. Не от радости,конечно, а оттого, что затяжную сцену надо было завершить, только как,неизвестно.

— Ничего я не понимаю, Сережа, — сказала оченьжалобно, глядя на него чистыми глазами человека, которому сразу хочется верить.

Он смотрел на меня печально и нежно.

— Я сам много чего не понимаю… Как увидел тебя возлецеркви, так и перестал понимать…

— Возле церкви? — подала я голос.

— Ага. Ты приехала на тархановской тачке ввоскресенье. — Он покачал головой. — А на следующий день я тебя возлесвоего подъезда встретил. Ты в бассейн шла, — он улыбнулся. — Скакой-то дурацкой корзинкой в руке, желтый сарафанчик…

"Дурацкая корзинка, — мысленно возмутиласья. — Между прочим, стоит сто восемьдесят долларов, а желтый сарафанчик итого дороже”.

Тут я с опозданием сообразила, что он, судя по всему,пытается объясниться мне в любви. Никаких идей, как вести себя в этой ситуации,у меня не было, потому я решила прекратить разговор.

— Ужасно, что все так получилось, — брякнула я несовсем к месту. Уставилась в его лицо долгим взглядом и слабоулыбнулась. — Отвези меня домой…

Сцена прощания вышла скомканной.

— Я позвоню, — сказал он. Я кивнула в ответ иторопливо удалилась. Однако подниматься в квартиру не спешила. Дождалась, когдаЦиркач уедет, и покинула подъезд с намерением прогуляться и подумать. Следовалоподготовиться к разговору с тетушкой.

Подготовиться не удалось. Я брела в сторону универмага,услышала автомобильный сигнал, потом скрип тормозов, и в поле моего зрениявозник Каток-старший. Он вышел из машины и, улыбаясь, направился в мою сторону.Я резко развернулась и пошла прочь. Юрик догнал меня, схватил за локоть и,натолкнувшись на мои взгляд, спросил несколько растерянно:

— В чем дело, a?

— Ты еще спрашиваешь? — гневно начала я. —Как ты мог так поступить со мной? А я была такой идиоткой, что почти поверила втвою искренность. Конечно, мама была права… — Я стала выдергивать реплики изтрех разных пьес.

Текст, конечно, перевирала, но в целом вышло неплохо. Катокс минуту стоял, открыв рот, потом рявкнул:

— В чем дело, черт тебя дери?

— Не смей так со мной разговаривать, — выпалила я,освобождая свой локоть. — Как ты мог со мной так поступить? —повторила, вынимая платок с намерением всплакнуть.

— Да ты мне скажешь, что за деда? — рассвирепелЮрик.

— Как будто ты не знаешь…

— Что я могу знать, если ты объяснить не хочешь?

— Ты прислал этого человека, — пожаловаласья. — Он меня перепугал до смерти. Хорошо еще Владимир Петрович ночевал утетушки.

— И что я, по-твоему, понять должен?

— Как я могу тебе верить после этого? — всхлипнулая.

— Ты случаем не падала? Головой не ударялась?

— Я не падала, — с достоинством сказала я. —А вот ты вчера вел себя очень мило, и я почти поверила, хотя моя мама всегдаговорит, что мужчинам верить нельзя. А сегодня утром пришел этот тип и угрожалСерафиме. И что я должна думать о тебе после этого?

— Какой еще тип?

— По-твоему, я с ним знакомилась?

— Но ты ведь его видела или нет?

— Видела, конечно. Жуткий тип. У него зубов нет,передних. А с ним еще один, у него что-то с глазами.

— Ясно.

— Вот видишь, — обрадовалась я. — Вчера тысобирался на мне жениться…

— Не собирался.

— Ах, вот как…

— Я никого не посылал, — рявкнул Юрик, выглядел онпри этом вполне искренне. Если он все-таки лжет, то “Оскар” ему вручать можноуже сегодня. — Ты меня слушаешь? — злился он.

— Разумеется, слушаю. И все-таки он приходил.

— Я никого не посылал.

— Как такое может быть? — озадачилась я.

Юрик постоял, подумал и грязно выругался.

— Жорка, мать его. Голову оторву недоделку…

— Прекрати так выражаться, я совершенно не желаюслушать.

— Все, заткнись, — устало сказал Юрик и опять взялменя за руку. — Это братик инициативу проявляет. У него с твоей теткойличные счеты. Он получит по ушам и отстанет. Идет?

— Ну, не знаю… — задумалась я. — Ты необманываешь?

— Конечно. Кой черт мне врать?

— В самом деле… Проводи меня домой.

— Садись в машину.

— Нет. Лучше прогуляемся. Мне надо успокоиться. Я ссамого утра не в себе. Все думала и думала… ты очень меня расстроил.

— Я не расстраивал.

— Значит, кто-то другой. Я ведь не знала, что это неты.

— Но теперь-то ты знаешь!

— У меня есть сомнения. Юрик тяжко вздохнул:

— Я что, сказал непонятно? Хорошо, повторяю: яразберусь. Все?

Я держала Юрика под руку, он чувствовал себя как-тонеуверенно. Прогуливаться по улице было ему в диковинку, он томился.

— Ты действительно с женой развелся? — спросила я.

— А как же еще?

— Почему?

— С ума сойти… почему люди разводятся? Она менядостала.