Кстати, этот поганец снова куда-то подевался. Шаталовобнаружил посреди гостиной продукты его жизнедеятельности и еще одну изодраннуюгазету. Проверил занавески, поискал под диваном. Потом махнул рукой —проголодается, вылезет. Лайма за котенка переживала. Первый вопрос, который оназадала, касался именно его:

— Как там Кларитин?

— Скучает. Тоскует. Ходит в коридор и воет на дверь.

— Ген, ну перестань выдумывать. Лучше скажи: ты егопокормил?

— Положил вчера немного творогу на пол, — успокоилее Шаталов.

Он не стал добавлять, что в творог сам же и наступил, ивообще неизвестно, сообразил ли кот, что возле холодильника лежит его ужин.

— Лайма, ты обещала, что не только перевезешь ко мнесвои вещи, но и приедешь сама.

— Ну конечно, приеду! — уверенно ответилата. — Я, можно сказать, уже еду.

Шаталов вздохнул. Дома она снова заснет, не раздеваясь, иутром встанет с больной головой.

— Мы видимся слишком редко, — заметил он. — Яеще выхожу из дому, а ты уже сворачиваешь за угол.

— Но я работаю!

— И по долгу службы ходишь «налево». В любом случае мнеэта твоя работа за левым углом не нравится. Ночные походы в ресторан…

— Мы тут проворачивали одно дельце, — призналасьЛайма.

— Не думаю, что, если я начну проворачивать по ночамсвои дела, тебе это понравится.

— Естес-с-ственно, — кивнула она, и тут в карманеШаталова зазвонил телефон.

По мере того как он слушал, у него все сильнее вытягивалосьлицо.

— Что случилось? — Лайма, как настоящая подругажизни, страшно обеспокоилась.

— Меня вызывают на объект, — признался он. —Надо срочно выезжать. Я тебя даже подвезти не смогу.

— Ничего, ничего, — похлопала его по щекеЛайма. — Меня Корнеев отвезет. Раз уж тебя не будет, я поеду пока в своюквартирку — тут ближе.

— А как же Кларитин? — пристыдил ее Шаталов.

— Нам все равно не удастся полноценнопообщаться, — ответила Лайма напыщенно. — Завтра утром передашь емуот меня привет. Кстати, ты ведь еще не знаком с Корнеевым? Так познакомься.Корнеев — Шаталов. Евгений — Геннадий.

— Очень приятно, — сказал Корнеев таким тоном, какбудто его заставили съесть в гостях дохлую ящерицу и поблагодаритьхозяйку. — Я в самом деле отвезу ее домой.

— Тогда созвонимся — Шаталов наклонился и запечатлел нагубах Лаймы собственнический поцелуй.

— Какой он! — восхитилась та ему вслед. —Мужчина, который летит на зов своей подруги, заслуживает восхищения.

— И поощрения, — пробормотал Корнеев себе поднос. — Как дрессированный дельфин.

Подняв с подушки тяжелую голову, Лайма быстренько рванулапод холодный душ стряхивать с себя остатки сна. Готовя кофе, она подумала, чтонадо обязательно навестить в больнице незнакомую старушку, которую она вчеранашла возле мусорных баков. «Может, у нее у родных нет, — размышлялаЛайма, все больше проникаясь участием к бедной бабушке, — и пенсиямаленькая, и кошка любимая сдохла». На этой минорной ноте Лайма бросиланедопитый кофе и побежала к машине — ехать в названную вчера очкастой докторшейбольницу. «Вот будет фокус, — размышляла она по дороге, — если ее тамне приняли или коек свободных не было и она сейчас где-то в другом месте. Яведь даже фамилии не знаю. А у меня ее сумочка!»

Документов в сумочке не было, Лайма проверяла. Однако страхиоказались напрасными. Объяснив дежурной в окошечке, что она приехала узнать осостоянии здоровья старушки, которую доставили им вчера ночью от супермаркетанеподалеку, она получила заверения, что сейчас все выяснится. Действительно,минут через десять дежурная подозвала присевшую в холле Лайму и спросила:

— Вы родственница?

— Нет, — замялась Лайма, — скорее знакомая.Это я вчера бабушку с рук на. руки врачам передала.

— А можно ваш паспорт? — попросила дежурная.

Лайма дала паспорт на имя Татьяны Прутник, все данные изкоторого дежурная тщательно переписала в толстый журнал и лишь затем произнеслаторжественно:

— Значит, так. Состояние гражданки Барровской ЕлизаветыИгнатьевны средней тяжести, но стабильное. Пока она в реанимации.

— Почему в реанимации? — испугалась Лайма.

— Ну, что вы перепугались? Сами понимаете — оченьпожилой человек. Но завтра, скорее всего, ее уже в палату переведут. Покапосещения не рекомендованы, но в ближайшие дни может наступить улучшение, итогда — пожалуйста.

— Простите, как, вы сказали, ее фамилия? —переспросила озадаченная Лайма.

— Вы что, фамилии своей знакомой не знаете? —насторожилась дежурная.

— Да нет, — пробормотала Лайма. — Я же всебольше по имени-отчеству — Елизавета…— тут она запнулась, боясь ошибиться, нозатем радостно выдохнула: — …Игнатьевна. Да и знакомы мы так, не очень чтобы…Бывшая соседка по подъезду.

— А зачем тогда фамилия?

— Ну, как же, навещать надо будет, я же не могу вот таккаждый раз с дежурными объясняться, — нашлась Лайма.

— Барровская, — сжалилась суровая дежурная. —Ее фамилия Бар-ров-ска-я, — повторила она по слогам.

* * *

Всю дорогу до штаб-квартиры Лайма на все лады повторялазвучную бабкину фамилию и никак не могла понять, чем же она ей не нравится, чтов ней настораживает. Корнеев, не отрываясь от монитора, на котором мелькали,сменяя друг друга, разноцветные таблицы, предложил ей сходить на кухню и самойза собой поухаживать. Ну, может, заодно, если это не унизит ее авторитетруководителя, сварить и подчиненному чашечку кофе.

— Не сбивай меня с мысли, — сказала Лайма. —Дай-ка лучше бумагу и ручку, тогда получишь кофе.

Корнеев, по-прежнему глядя в компьютер, протянул ейстандартный белый лист и сувенирную шариковую ручку уже лет пять несуществующего банка. Лайма повертела ее в руках, хмыкнула и отправиласькипятить воду.

На кухне нечистоплотный Корнеев устроил настоящий свинюшник.Лайма махнула рукой на его бесчинства, села на край загроможденного стола,рукой сдвинув грязную посуду к середине и освободив себе достаточно места,чтобы положить лист бумаги. На листе тут же проступили жирные пятна, но сейчаси это ей было все равно. Она начала медленно писать: Барровская, Бар-ров-ская,Барров-ская,Барровс-кая… Фамилия была, с одной стороны, богатая, благозвучная.С другой стороны, в ней чувствовалась некая искусственность. Польская? Нет,тяжеловата для изысканных поляков. Хотя, опять же — Брыльская… Вообще-то похожана фамилии, которые в России переделывали иностранцам из итальянских, немецких,голландских. Барро… Барро? Дедушка был француз? Бельгиец, как Пуаро?