Вроде бы я должна была успокоиться, но что-то внутри томило,и беспокойство не отпускало. Домой я отправилась пешком и всю дорогу пыталасьпонять причины этого самого томления. До причин не докопалась, зато нагулялаотменный аппетит. Приготовила себе обед, тут и Миша подъехал и составил мнекомпанию. «Все-таки он очень симпатичный, — призналась я себе. —Оттого и беспокойство». С симпатичными мне всегда не везло. Вечно с нимичто-нибудь не так. Один оказался злостным алиментщиком, другой выдавал себя закапитана дальнего плавания, а в действительности с трудом закончил среднююшколу и работал грузчиком, третий просто был женат уже лет пять до встречи сомной, а четвертый… про этого даже вспоминать не хотелось. Конечно,положительных мужчин в моей жизни было больше, слов нет, но среди них — ниодного симпатичного. И вот… Конечно, работа у Миши нервная, дома бывает редко,но зримые достоинства перевешивали возможные неудобства, по крайней мере, пока.А у меня полно знакомых, среди них есть влиятельные люди, человека с Мишинымиданными непременно заметят. Я разлила чай и спросила:

— Как семья отнеслась к твоему расследованию или ты вседержишь в секрете?

— Ты имеешь в виду маму?

— Да… то есть… я имела в виду… жену, детей?

— Я не женат.

Я с заметным облегчением вздохнула и поинтересовалась:

— Почему?

— Так сразу и не объяснишь. Работа, дома бываю редко,вызвать могут в любую минуту. Не каждая женщина это выдержит.

— Но в милиции тоже работают женщины, — хитропредположила я.

— Ну уж нет, — засмеялся Миша. — Толькомилиционерши в доме мне и не хватало…

Я тоже вежливо хохотнула, и мы стали пить чай.

— Узнал что-нибудь о Самохине? — спросила я.

— На первый взгляд все, как он тебе и рассказал: весьдень был в банке, по крайней мере, несколько служащих это подтверждают. Сбольшим усердием, кстати сказать. А вот один из водителей видел, как в 10.30Самохин уселся в свой «Форд» и покинул стоянку. Во сколько тот вернулся, незнает: уехал почти вслед за ним, но в 14.30, когда привез шефа с обеда, «Форд»уже был на своем месте. Уборщица видела Самохина в коридоре что-то околодвенадцати, точно не помнит. Говорит, выглядел сердитым.

— Выходит, банк он все-таки покидал и где-то между —10.30 и 12.00 дня вполне мог съездить на дачу.

— Вполне, — кивнул Миша. — Но это надодоказать.

— Не могу понять, почему он лжет. Чего проще,рассказать все, как есть…

— Однако сама ты так не поступила, — заметилМиша. — Я имею в виду в милицию не пошла и об убийстве не рассказала.

Я покраснела, устыдилась и задумалась.

— Ты же знаешь, я не просто так… — сказала я черезнесколько минут. — У меня были причины.

— Причины могли быть и у него, — вздохнул Миша.

— Какие?

— Первая: он не хотел, чтобы кто-то узнал, что онвстречался с замужней женщиной.

— Но я это и так знала, какой же смысл врать мне?

— Ты могла рассказать об этом в милиции, в огласке он,безусловно, не заинтересован. Еще одна причина: он мог увидеть что-то такое,чего видеть не должен, или они с твоей подругой поссорились, и он испугался,что в милиции решат: у него был повод от нее избавиться…

— Ты думаешь, он… избавился? — испугалась я.

— Не знаю, Таня. Все в этом деле чрезвычайно запутано.Любовники, какие-то странные стечения обстоятельств…

— Значит, ты допускаешь мысль, что в исчезновении Алькиможет быть виноват Самохин?

— Честно говоря, не допускаю. Она скорее всего сбежала.Все сходится: Сережа вез нечто ценное, допустим деньги, ему требовалась помощь,и он обратился к твоей подруге. Деньги он передал ей…

— Когда? — нахмурилась я.

— Они могли сто раз встретиться до твоего появления надороге…

— А зачем им понадобилась я?

— Не знаю. Самохин мог в самом деле отправиться на дачуи что-то там увидеть. Это его напугало, и он решил молчать.

— Что такого он мог увидеть? — разволновалась яеще больше и сама себе ответила: — Хозяева денег выследили Альку и разделалисьс ней, а он был свидетелем?

— Почему бы нет?

— Не знаю почему, но мне это кажется не правдоподобным.А что, если они поссорились, он ее толкнул, она упала… — говорить дальше мне нехотелось.

Миша вздохнул.

— В любом случае Самохина не следует упускать из виду.

Тут он взглянул на часы и поднялся из-за стола.

— Ты куда? — спросила я.

— Хочу кое к кому из Сережиных друзей заглянуть. Вдругкто-то что-то знает…

Я подумала и решилась:

— Миша, я об этой фирме узнавала, той, где работалСережа. По-моему, это бандитская лавочка.

— По-моему, тоже, — опять вздохнул он. — Ятоже узнавал. Сегодня. А надо бы два года назад, когда он туда устроился. Ведьныло сердце: что-то больно жирно живет младший, нет бы с ним поговорить, людейпоспрашивать, а у меня все времени не было. Труженик хренов, родного братапросмотрел. — Миша закусил губу и отвернулся, а я взяла его за руку.

— Ты не виноват. Он взрослый парень и свой выбор сделалсам. Извини, но вряд ли бы он послушал твои советы.

— Как знать… а вдруг… был бы жив.

— Можно, я поеду с тобой? — спросила я.

— Конечно. Только боюсь, тебе будет скучно, следствиевовсе не такое интересное занятие, как показывают в кино.

Это меня не остановило, и мы отправились к друзьям Сережи.

Ничего существенного сообщить они не могли: то ли не хотели,то ли в самом деле не знали. Миша хмурился и, чувствовалось, очень переживал.Те сведения, что у нас имелись, вроде бы никуда не вели, и как продолжатьследствие, лично мне в ум не шло.

Мы подъехали к моему подъезду.

— Ты когда выйдешь с больничного? — не к местубрякнула я. Миша посмотрел удивленно, а я смутилась. Удивляться, конечно, былочему: про то, что он на больничном, Миша не говорил. — Я сегодня была утебя на работе, — призналась я.

— Зачем?

— Хотела убедиться, что ты действительно работаешь вмилиции.

— Убедилась? — спросил он.