– Не поддавайся этому– это козни лукавого. Утебя перед глазами всегда были хорошие примеры… Почему же ты не можешь простожить – жить, как все люди? Нормально?

Ох, судя по всему, я поторопилась с выводом отом, что встреча с истинной матерью подействовала на Шерин благотворно. Ноожидаемой яростной вспышки не последовало – она продолжала улыбаться:

– А что такое «нормально»? Для чего папапродолжает работать как проклятый, хотя денег у нас хватит на три поколения? Он– честный, он заслужил то, что имеет, но повторяет с гордостью, что перегруженработой. Зачем? Чего он хочет добиться?

– Он достойный человек, который тяжело работалвсю свою жизнь.

– Когда я жила с вами, он, приходя домой,всякий раз спрашивал, сделала ли я уроки, потом объяснял, насколько важно длямира то, что делает он, потом включал телевизор, комментировал положение вЛиване, а перед сном читал какую-то специальную литературу… Он постоянно былзанят.

И ты – тоже… В школе я всегда была одета лучшевсех, ты водила меня на праздники, следила, чтобы в доме было чисто и прибрано,ты всегда была ласкова со мной, ты дала мне безупречное воспитание. Но теперь,на пороге старости, скажи: что вы намерены делать со своей жизнью? Я-то ужевыросла и обрела независимость.

– Будем путешествовать. Странствовать посвету, наслаждаться заслуженным отдыхом.

– Но почему не начать это прямо сейчас, когдавы с папой еще бодры и здоровы?

Я и сама задавала себе этот вопрос. Ночувствовала, что мужу нужна его работа – не для денег, а чтобы ощущать своюполезность, доказать, что и эмигрант с гордостью выполняет свои обязательства.Когда он брал отпуск и оставался в городе, ему всегда хотелось пойти в офис,поговорить с коллегами, принять какие-то решения, хотя они вполне могли бы иподождать. Я вытаскивала его в театры, кино, музеи, и он соглашался делать все,что мне хотелось, но я чувствовала – через силу, ибо по-настоящему егоинтересовала только фирма, дела, работа.

Я впервые разговаривала с ней как с подругой,а не с дочерью и старалась говорить на понятном ей языке.

– То есть ты хочешь сказать, что и твой отецтоже пытается заполнить «пробелы», как ты их называешь?

– Можешь не сомневаться, что в день, когда онвыйдет на пенсию, – надеюсь, этот день не настанет никогда, – он впадет внастоящую депрессию. Что делать со свободой, завоеванной такими изнурительнымиусилиями? Все будут хвалить его за блистательную карьеру, за то, что он оставитсемье немалое наследство, за то, как умело он руководит своей компанией. Но ниу кого не будет для него времени, ибо для всех остальных жизнь течетпо-прежнему и они погружены в нее. И папа вновь почувствует себя изгнанником –но только на этот раз уже некуда будет бежать.

– Ну и какие у тебя по этому поводу мысли?

– Мысль у меня всего одна – я не хочу, чтобы именя постигла такая участь. Не пойми меня превратно – я ни в коей мере необвиняю вас за тот пример, который вы мне подаете. Однако я хочу изменений. Инемедленно.

Она сидит в полнейшей темноте.

Мальчик, разумеется, тотчас выбежал изкомнаты: ночь – это царство ужаса, оживляющего чудовищные призраки прошлого,когда мы кочевали по миру, как цыгане, как мой прежний учитель – да благословитМать его душу и да пребудет он до самого своего возвращения в Ее нежной заботе.

Когда гаснет свет, Афина не знает, что делать.Она спрашивает о сыне, а я отвечаю: «Не беспокойся, вверь его мне». Выхожу,включаю телевизор, нахожу анимационный канал, убираю звук, и готово – мальчикнеотрывно уставился на экран. Проблема решена. Я задумываюсь над тем, как жераньше, когда не было телевидения, участвовали в этом ритуале женщины, тожеприводившие своих детей. Что тогда делали учителя?

Впрочем, это не мое дело.

Я должна вызвать в Афине те же чувства,которые испытывает сейчас ее сын: телеэкран для него – дверь в иную реальность.Все очень просто и одновременно – необыкновенно сложно. Просто, потому чтодостаточно всего лишь изменить отношение и сказать себе: «Не буду больше искатьсчастья». И с этого мгновения я – свободна и независима и смотрю на мирсобственными, а не чужими глазами. Искать буду не счастье, а приключение.

А сложно – потому что люди внушили мне:счастье – это единственная цель, к которой стоит стремиться. Как же не искатьего? Зачем вступать на опасную тропу, по которой другие ходить не рискуют?

И что такое, в конце концов, счастье?

Любовь, отвечают мне. Но любовь не приносит иникогда не приносила счастья. Скорее наоборот: любовь – это тоска и смятение,поединок, это – ночи без сна, когда терзаешься вопросом, правильно ли тыпоступаешь. Истинная любовь состоит из экстаза и агонии.

Ну хорошо, не любовь. Мир. Но если мы взглянемна Мать, увидим, что Она никогда не пребывает в мире. Зима воюет с летом,солнцу никогда не дано встретиться с луной, тигр преследует человека, которыйбоится собаки, которая преследует кота, который преследует мышь, которая путаетчеловека.

Деньги приносят счастье. Очень хорошо: все, укого достаточно денег, чтобы обеспечить себе высочайший уровень жизни, могутбольше не работать. Однако они работают, работают лихорадочно, словно боятсяпотерять все. Деньги приносят… нет, не счастье, а деньги. Бедность можетпринести несчастье, но обратное – не верно.

Большую часть своей жизни я искала счастья – асейчас хочу только радости. Радость подобна сексу – она начинается и кончается.Я хочу наслаждения. Хочу удовольствия. А счастья? Да нет, больше я в этоткапкан не попадусь.

Когда я, находясь среди нескольких человек,хочу спровоцировать их, задав один из важнейших вопросов нашего бытия, всеотвечают: «Я счастлив».

Я продолжаю: «Но разве вы не хотите получитьбольше? Разве не хотите продолжать рост и развитие?» «Разумеется, хотим», – водин голос отвечают мне.

«Тогда вы – не счастливы», – говорю я. И моисобеседники предпочитают сменить тему.

Я должна вернуться в ту комнату, где сейчаснаходится Афина. Там темно. Она слышит мои шаги. Вот чиркнула спичка и зажгласьсвеча.

– Все, что окружает нас, – это ВселенскоеЖелание. Это не счастье, а желание. А в желании всегда есть некая неполнота.Ибо, исполняясь, оно перестает быть желанием. Разве не так?

– Где мой сын?