Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все эти месяцы колебаний и промедлений заставили многих поверить в то, что в действительности он так и не осмелится пойти на завоевание города, но, когда наступил назначенный день, Д’Аннунцио выполнил обещанное и отправился в Ронки, деревушку в семидесяти километрах от Фиуме, где он договорился о встрече с группой радикалов под названием «Легион». Оттуда на следующий день им предстояло отправиться к месту назначения. Для события такого масштаба Д’Аннунцио купил спортивную машину последней модели и украсил ее цветами, а также отправил письмо одному журналисту по имени Бенито Муссолини, в прошлом социалисту, который вначале был против войны, а потом вдруг с энтузиазмом стал поддерживать военные действия. Полгода назад этот самый Муссолини создал «Итальянский союз борьбы» – агитационно-штурмовую группу, которая занималась тем, что срывала забастовки, а также противостояла левым группам и партиям. Этот отряд был всего лишь отрядом дебоширов, но их было немало, о них говорили, и многие из них боготворили Д’Аннунцио. Именно поэтому он решил написать их лидеру, чтобы проинформировать о своем следующем шаге: взятии Фиуме. А еще он потребовал от Муссолини полной поддержки и предложил приехать на место, чтобы взять на заметку то, как осуществляется революция.
* * *
Город на грани безумия. Ему не оказали сопротивления, и завоевание получилось довольно скучным. Посланные сражаться с ним итальянские отряды дезертировали и присоединились к нему, а защищавшие Фиуме французы и британцы не желали погибать по прихоти мессианского поэта, поэтому просто не стали принимать в этом участия. Вот так, не сделав и двух выстрелов, насквозь пропитанный парфюмом и приветствуемый итальянским населением, Д’Аннунцио вошел в город под дождем из цветов, провозглашенный пророком, каковым он себя и считал. А потом он отправился спать. Спустя всего год после самой ужасной войны в истории, вооружившись, он бросил вызов нескольким правительствам, но ему ужасно хотелось спать, и это на тот момент было для него самым важным делом. Сначала он выспится, а уже потом подожжет весь мир. В любом случае, то, что он назвал «бунтом против разума», уже началось.
Когда Д’Аннунцио проснулся, он узнал, что его назначили верховным лидером города. Поэтому он решил дойти до губернаторского дворца по переполненным улицам, а потом вышел на балкон, чтобы обратиться к еще более многолюдной толпе, собравшейся на площади: «Итальянцы Фиуме! – начал он. – Я здесь! Я здесь!». Затем он объявил, что они являются «маяком света среди моря подлости», и заявил, что был готов сражаться за них до последней капли крови. Итальянское правительство тут же отреагировало, осудив данные действия и назвав предателями всех тех, кто присоединился к Д’Аннунцио, однако если они надеялись, что это что-то изменит, они ошибались: как только новость о взятии распространилась, тысячи людей отправились в Фиуме, чтобы присоединиться к всеобщему празднику. Среди них были не только солдаты, но и авантюристы, торговцы, шпионы, проститутки, преступники, журналисты, поэты, художники-авангардисты и экстремисты всех идеологий. За очень короткое время и на целых два месяца маленький город превратился в вакханалию, где лилось рекой шампанское и не было недостатка в кокаине, морфине и сифилисе. Бордели были заполнены до отказа, а Фиуме был настолько переполнен, что с наступлением ночи люди шли трахаться на кладбище. Повсюду были парады, песнопения, шум и ракеты. При этом каждый день Д’Аннунцио выходил на свой балкон и заводил толпу из черных рубашек, многие из которых побрились налысо, чтобы походить на своего лидера, заставляя повторять гипнотический боевой клич воскрешенной им Древней Греции: «Эйа, эйа! Алала!».
Кроме всего прочего, необходимо было управлять, кормить людей и решать вопрос о том, кому теперь принадлежит Фиуме, но ничего из этого Д’Аннунцио не интересовало. Решение таких проблем, как нехватка пропитания и лекарств, вгоняло его в ужасную скуку. Он по-другому проживал свою власть над Фиуме. Например, город посетил Артуро Тосканини, а Д’Аннунцио организовал шуточные бои: четыре тысячи человек изображали драку, а оркестр прославленного музыканта в это время играл «Пятую симфонию» Бетховена. Драка вскоре превратилась в настоящую, в результате чего сотни людей были ранены, однако поэт остался в восторге. Впрочем, со временем ситуация стала настолько отчаянной, что нужно было принимать какие-то меры, например эвакуировать из города четыре тысячи детей или попросить Муссолини и его «Итальянский союз» спонсировать его выходки. Что касается вопроса о том, кому же теперь принадлежал Фиуме, он тоже остался без ответа: город не принадлежал никому. Если итальянскому правительству он был не нужен, тогда до тех пор, пока он не станет им нужен, город будет независимым.
В конечном итоге Д’Аннунцио объявил его городом-государством и дал ему конституцию невероятно старую, но в то же время обновленную и безумную, каким был он сам, – наряду с мешаниной из ультраправых, ультралевых и радикально демократических идей в ней были такие бредни, как объявление музыки «религиозным и социальным институтом». Этот уголок на краю реальности пытался совместить культ насилия и свободной любви. А его девизом было: «Кто против нас?»
Фиуме Д’Аннунцио просуществовал не менее года и четырех месяцев. Все это время поэт и его «чернорубашечники» извлекали выгоду из отсутствия соглашения между европейскими правительствами, а в ноябре 1920 года был подписан договор, призванный урегулировать вопрос: Фиуме станет свободным портом, не принадлежащим никому – ни Италии, ни Югославии, ни Венгрии. Разумеется, это «никому» включало и самого Д’Аннунцио. Ему был предъявлен ультиматум: он должен был закончить свой затянувшийся праздник, но поэт отказался это сделать. Прежде чем взять город, он провозгласил: «Фиуме или смерть!», поэтому если они хотели его оттуда выманить, им пришлось бы сделать это по-плохому. Что и случилось. Итальянское правительство отправило войска и корабли, и к сочельнику 1920 года город был полностью окружен. Выпустив из города всех желающих и предоставив Д’Аннунцио время подумать, войска начали бомбардировку. Он понимал, что не сможет выиграть эту битву и что никто из жителей города не хотел умирать,