Действительно хорошо, ибо внезапное вторжение сержантаО’Коннора в жизнь Элси не оставило неизгладимого следа. Фред, может быть, дажевыиграл.

Рода Доз вышла из «Дебнемза»[86] и стояла, задумавшись, натротуаре. Лицо ее отражало борьбу. Это было очень живое лицо, выдававшеемалейшие оттенки настроения.

В этот момент ее явно одолевали сомнения: «Стоит или нет? Ахотелось бы… Но, может быть, лучше не надо…»

Швейцар спросил с надеждой:

– Такси, мисс?

Рода покачала головой.

Полная сияющая женщина, отправившаяся пораньше«прошвырнуться по магазинам ради Рождества», с ходу налетела на нее, но Родапродолжала стоять как вкопанная. Она пыталась принять решение.

Обрывки мыслей проносились у нее в голове.

«В конце концов, почему бы и нет? Она меня просила, но,может быть, она всем так говорит… Из вежливости… В конце концов, Энн незахотела идти вместе со мной. Она ясно дала понять, что хочет пойти с майоромДеспардом к поверенному одна… Почему бы ей не сходить? Конечно, трое – ужетолпа… И потом, это не мое дело… Неужели мне так хочется увидеть майора Деспарда?..Хотя он симпатичный… Я думаю, он, наверное, влюбился в Энн. Мужчины не станутсебя утруждать, если у них нет… Их доброта – это всегда не просто так…»Мальчик-посыльный наткнулся на Роду.

– Извините, мисс, – сказал он с упреком.

«Ой, – подумала Рода. – Не могу же я проторчать здесь весьдень. Вот дура, не могу решиться… Думаю, пиджак с юбкой будут ужасно милы.Коричневый подойдет лучше, чем зеленый? Нет, пожалуй, нет. Ну, идти или неидти? Половина четвертого. Время вполне подходящее, не подумают, будто бы япришла поесть за чужой счет или еще что-нибудь подобное. Шла мимо и решилазаглянуть».

Она решительно перешла через улицу, повернула направо, потомналево по Харли-стрит[87] и наконец остановилась у многоквартирного дома, которыймиссис Оливер с легкостью окрестила «типичной частной лечебницей».

«Ну не съест же она меня», – рассудила Рода и нырнула вподъезд.

Квартира миссис Оливер была на последнем этаже. Служитель вуниформе быстро поднял ее на лифте и высадил на нарядный новый коврик передярко-зеленой дверью.

«Страх-то какой… – подумала Рода. – Хуже, чем к дантисту. Нонадо теперь довести дело до конца».

Розовея от смущения, она позвонила.

Дверь открыла пожилая прислуга.

– Э-э… могу ли я… миссис Оливер дома? – пробормотала Рода.

Прислуга отступила в сторону. Девушка вошла. Ее провели вгостиную, где был полный беспорядок.

– Простите, как мне доложить о вас?

– А… мисс Доз… мисс Рода Доз…

Роде показалось, прошло целое столетие, но на самом деле –около двух минут. Горничная вернулась.

– Пройдите, мисс, сюда.

Зардевшись еще сильнее, Рода последовала за ней. Она прошлакоридор, повернула за угол, и перед нею открылась дверь. С содроганием Родавступила куда-то, что с первого, испуганного взгляда показалось ей африканскимлесом.

Птицы, масса птиц: зеленые попугаи, попугаи ара,[88] птицы,неизвестные орнитологам,[89] заполняли все уголки и закоулки, казалось,девственного леса. И среди разгула этой птичьей и растительной жизни Родаразличила обшарпанный кухонный стол с пишущей машинкой, разбросанные по всемуполу листки машинописного текста и миссис Оливер, – волосы у нее были в дикомбеспорядке, – поднимающуюся с расшатанного стула.

– Дорогая моя, как я рада вас видеть, – сказала миссисОливер, протягивая руку, испачканную копиркой, и пытаясь второй рукойпригладить волосы – процедура совершенно бессмысленная.

Со стола упал задетый ее рукой бумажный кулек, и по всемуполу запрыгали, покатились яблоки.

– Ничего, дорогая, не беспокойтесь, кто-нибудь их потомподберет.

Едва дыша Рода разогнулась с пятью яблоками в руках.

– О, спасибо. Не надо снова укладывать их в кулек, он,кажется, здорово порвался. Положите их на камин. Вот правильно. Теперьприсаживайтесь. Давайте побеседуем.

Рода принесла еще один расшатанный стул и уставилась нахозяйку дома.

– Послушайте, мне ужасно неудобно. Не помешала ли я вам? –спросила Рода, затаив дыхание.

– И да и нет, – ответила миссис Оливер. – Как видите, яработаю. Но этот мой отвратительный финн совсем запутался. Он сделал какое-тострашно умное заключение о тарелке фасоли, а сейчас только что обнаружилсмертельный яд в начинке из шалфея с луком для гуся на Михайлов день,[90] а якак раз вспомнила, что фасоль к Михайлову дню уже не продают.

Захваченная интригующей возможностью стать свидетелемтворческого процесса, Рода едва дыша произнесла:

– Она могла быть консервированной.

– Конечно, могла бы, – сказала миссис Оливер с сомнением. –Но это сильно нарушило бы весь замысел. Я вечно вру что-нибудь, когда мне нужнописать про сад или огород. Люди пишут мне, что цветы у меня в романах рассаженысовсем неправильно – как будто это имеет значение, – во всяком случае, влондонских магазинах они чувствуют себя отлично – в букетах.

– Конечно, не имеет значения, – преданно глядя на миссисОливер, сказала Рода. – О, миссис Оливер, должно быть, так здорово бытьписателем.

Миссис Оливер потерла лоб пальцем, перепачканным копиркой, испросила:

– Почему же?

– Ну-ну… – сказала Рода, немного опешив. – Потому, что этодолжно быть… Должно быть замечательно, так просто сесть и написать целуюкнижку.

– Это происходит не совсем так, – сказала миссис Оливер. –Приходится даже думать, знаете. А думать всегда утомительно. Надо выстроитьсюжет. А потом то и дело застреваешь, и кажется, что никогда не выберешься изэтой путаницы, но выбираешься! Писать книжки не ахти какое удовольствие. Этотяжелая работа, как и всякая другая.