– Все это очень хорошо, Элси. Не возражаете, что я вас такназываю – Элси? Такое чувство, будто знаю вас целую жизнь.

– Ну что вы! Конечно, Элси. – Она вскинула голову.

– Очень хорошо, мисс Батт. – Он взглянул на нее. – Оченьхорошо, говорю я. Но муж, он не мог этого перенести, так ведь?

– Да, как-то он очень рассердился, – согласилась Элси. – Ноесли хотите знать, он был тогда болен. И вскоре, знаете, умер.

– Припоминаю, какая-то странная была причина, верно?

– Что-то японское это было… да, новая кисточка для бритья.Неужели они такие опасные? С тех пор мне все японское не по вкусу.

– «Английское – значит лучшее», – вот мой девиз, –нравоучительно произнес сержант О’Коннор. – И вы, кажется, говорили, что онпоссорился с доктором?

Элси кивнула, наслаждаясь оживающими в ее памятискандальными сценами.

– Ну и ругались они тогда, – сказала она. – По крайней мере,хозяин. А доктор Робертс был, как всегда, спокоен. Только все твердил:«Глупости!» и «Что вы себе вбили в голову?»

– Это, наверное, было дома?

– Да. Она послала за ним. А потом она и хозяин крупнопоговорили, и в разгар ссоры явился доктор Робертс. Тут хозяин и обрушился нанего.

– Что же именно он сказал?

– Конечно, считалось, что я ничего не слышу. Все этопроисходило в спальне у миссис. Ну, а я, раз что-то стряслось, взяла совок длямусора и принялась мести лестницу: надо же быть в курсе дела.

Сержант О’Коннор искренне одобрял такое решение, размышляя,какая удача, что к Элси обратились неофициально. На допросы сержанта О’Коннораиз полиции она бы с добродетельной миной заявила, что ничегошеньки не слышала.

– Так вот, говорю, – продолжала Элси, – доктор Робертc, онвел себя тихо, а хозяин все время кричал.

– Что же он кричал? – снова спросил О’Коннор, подступая ксамой сути.

– Оскорблял его всячески, – сказала Элси, явно смакуявоспоминания.

– Как, какими словами?

Да когда же эта девица скажет что-нибудь конкретное?

– Ну, я мало что разобрала, – призналась Элси. – Было многодлинных слов: «непрофессиональный подход», «воспользовался» – и другие подобныевещи. Я слышала, как он говорил, что добьется, чтобы доктора Робертсавычеркнули из… из Медицинского реестра.[83] Что-то в этом роде.

– Правильно, – сказал О’Коннор. – Напишет жалобу вМедицинский совет.

– Да, вроде так он и говорил. А миссис продолжала кричать вистерике: «Вы никогда обо мне не заботились. Вы пренебрегли мной. И оставьтеменя в покое!» И я слышала, как она говорила, что доктор Робертс – ее добрыйангел. А потом доктор с хозяином прошли в туалетную комнату и закрыли дверь вспальню. И я слышала, он прямо сказал: «Любезный мой, неужели вы не отдаетесебе отчета в том, что ваша жена – истеричка? Она не понимает, что говорит.Сказать по правде, это трудный и тяжелый случай, и я бы давно бросил имзаниматься, если бы не считал, что это про… про… – ну такое длинное слово, –противоречит моему долгу». Вот что он сказал. Еще говорил он, что нельзяпереходить границы, да еще что-то, что должно быть между доктором и больным.Так он немного успокоил хозяина, а потом и говорит: «Знаете, вы опоздаете наработу. Идите лучше. И обдумайте все спокойно. Мне кажется, вы поймете, что всяэта история – ваше заблуждение. А я помою тут руки, перед тем как идти наследующий вызов. Обдумайте все это, старина. Уверяю вас, виной всему –расстроенное воображение вашей жены». Ну а хозяин в ответ: «Не знаю, что идумать». И вышел. И, конечно, я тут вовсю подметала, но он даже не обратил наменя внимания. Я вспоминала потом, что выглядел он плохо. Доктор же довольновесело насвистывал и мыл руки в туалетной комнате, куда проведена и горячая ихолодная вода. Вскоре он вышел, саквояж в руках, поговорил со мной любезно ивесело, как всегда, и спустился вниз, довольно бодрый и оживленный. Так что,выходит, за ним наверняка греха нет. Это все она.

– А потом Краддок заболел сибирской язвой?

– Да я думаю, она у него уже была. Хозяйка ухаживала за нимочень, но он умер. На похоронах были такие восхитительные венки.

– А потом? Доктор Робертс приходил потом в дом?

– Нет, не приходил. Ну и любопытный! Что это вы так на него?Я вам говорю, ничего не было. Если бы было, он бы на ней женился, когда хозяинумер, ведь верно? А он так и не женился. Не такой дурак. Он ее хорошо раскусил.Она, бывало, звонит ему, только все никак не заставала. А потом она продаладом, нас уволила, а сама уехала за границу, в Египет.

– И вы за все это время не видели доктора Робертса?

– Нет. Она – да, потому что она ходила делать эту, – как этоназывается? – дезактивацию, что ли… ну, против брюшного тифа.[84] Онавернулась, у нее потом вся рука разболелась от этого. Если хотите знать, онтогда и дал ей ясно понять, что ничего не выйдет. Она ему больше не звонила иуехала очень веселая, накупила кучу платьев, и все светлых тонов, хотя быласередина зимы, но она сказала, что там жара и все время будет светить солнце.

– Правильно, – подтвердил сержант О’Коннор. – Я слышал, таминогда бывает очень жарко. Она ведь и умерла там. Я думаю, вам и об этомизвестно?

– Нет. Неужели? Вот не знала. Надо же представить такое! Ей,может быть, было хуже, чем я думала, бедняжечка! – сказала Элси и со вздохомдобавила: – Интересно, куда подевались эти ее восхитительные наряды? Там онивсе чернокожие, им эти платья ни к чему.

– Я понимаю, что вы нашли бы им применение, – сказал сержантО’Коннор.

– Нахал! – возмутилась Элси.

– Что ж, вам больше не придется терпеть моего нахальства, –сказал сержант О’Коннор. – Фирма посылает меня по делам.

– И далеко отправляетесь?

– Наверно, за границу, – сказал сержант.

Элси скисла.

И хотя она не знала известного стихотворения лордаБайрона[85]«Я не любил газели милой…», оно очень точно отражало в данный моментее настроение. Она подумала: «Смешно, по-настоящему привлекательные мужчинывсегда готовы сбежать в любую минуту. Хорошо, что у меня есть Фред».