«О, нет, совсем нет», – возразил редактор. «У них были чистоделовые отношения. И кроме того Рэкн был мужского пола».

«Ну что ж, расскажите нам о письме». «Это одно из немногихписем, которые я не помню наизусть. Тем лучше для вас. Даже ненормальностьможет надоесть после некоторого времени. Почтальон работает на ЦРУ. Мальчик,продающий газеты, – на ФБР. Рэг заметил револьвер с глушителем у него в сумкесреди газет. Соседи были шпионами. У них в фургоне была установлена аппаратурадля слежки. Он уже не может ходить в магазин на углу за продуктами, потому чтоего хозяин – андроид. Он написал, что подозревал об этом и раньше, но теперь онабсолютно уверен. Он заметил проводки под кожей у него на лысине. И уровеньрадиации у него дома возрос: по ночам он видит в комнатах тусклое, зеленоватоесвечение».

«Кончалось его письмо так: „Я надеюсь, вы ответите мне ирасскажете о том, как у вас (и у вашего форнита) складывается ситуация сврагами. Хенри, мне кажется, наша встреча не может быть совпадением. Я назвалбы ее спасательным кругом, брошенным рукой (Бога? Провидения? Судьбы? Вставьтеваш собственный термин) в последний момент“.

«Трудно в одиночестве так долго выносить натиск тысячврагов. И наконец, я узнаю, что я не один… не будет ли слишком сказать, чтообщность нашего опыта стоит на пути между мной и полным уничтожением? По-моему,нет. Я должен знать: преследуют ли враги вашего форнита так же, как онипреследуют Рэкна? Если да, то как вы с ними справляетесь? Если нет, то как выдумаете, почему? Повторяю: я должен это знать».

«Под письмом стоял уже знакомый значок, а еще ниже былпостскриптум.

Одно предложение. Но с почти летальным исходом. Впостскриптуме было написано: «Иногда я задумываюсь о моей жене».

«Я перечитал письмо три раза. За это время я выпил бутылку„Черного Бархата“. Я начал прикидывать, как ответить на письмо. Было очевидно,что это – крик утопающего о помощи. Рассказ помогал ему более или менее держатьсебя в руках, но он был уже дописан. Сейчас я должен был помочь ему удержаться.Что было совершенно закономерно, раз уж я вляпался во все это».

«Я ходил по дому, по всем опустевшим комнатам. И вынимал всеэлектроприборы из розеток. Напоминаю, я был пьян, а в таком состояниивнушаемость неизмеримо повышается. Вот почему редактора и адвокаты выпивают заланчем три коктейля, прежде чем начать деловые переговоры». Агент разразилсянеприятным смехом, но настроение оставалось скованным и чувствовалась какая-тонапряженность.

«И помните о том, что Рэг Торп был великим писателем. Он былабсолютно уверен в том, что говорит. ФБР. ЦРУ. Они. Враги. У некоторыхписателей есть очень редкий дар охлаждать свою прозу тем сильнее, чем болеестрастно они относятся к ее содержанию. У Стейнбека, у Хемингуэя и у Рэга Торпабыл этот дар. Когда вы попадали в его мир, все вокруг выглядело очень логично.Как только вы принимали исходную предпосылку о существовании форнита, вам былоочень легко поверить, что у торгующего газетами мальчика действительно лежит всумке револьвер тридцать восьмого калибра с глушителем. Что соседи-студенты сфургоном действительно могут оказаться агентами КГБ с капсулами яда в коренныхзубах и с секретным заданием убить Рэкна».

«Конечно, я не верил в исходную предпосылку. Но рассуждатьлогически было так трудно. И я вынимал вилки из розеток. Сначала цветнойтелевизор, так как все знают, что он действительно является источникомрадиации. В „Логане“ мы напечатали статью ученого с безупречной репутацией, вкоторой он утверждал, что радиация, исходящая от домашнего телевизора,вторгалась в биотоки мозга достаточно сильно, чтобы исказить их незначительно,но постоянно. Он утверждал, что с этим связан упадок успеваемости в начальнойшколе. Что ж, в конце концов, именно маленькие дети сидят ближе всего ктелевизору».

«Так что я выключил телевизор, и это действительно проясниломои мысли. Мне стало настолько лучше, что я отключил радио, тостер, стиральнуюмашину, сушильный шкаф. Потом я вспомнил про микроволновую печь и отключил иее. Я действительно почувствовал облегчение, когда выдернул чертовы зубья этойштуковины. Это была одна из старых моделей, размером чуть ли не с целый дом, и,возможно, она действительно была опасна. Надо будет на днях защититься от нихпонадежнее».

«Мне пришло в голову, как много вещей в обычном, среднемдоме вставляются в сеть. Я представил себе омерзительного электрическогоосьминога, щупальца которого, сделанные из кабелей, протянулись по всем стенами соединяются с проводами на улице, а те в свою очередь ведут кэлектростанциям, которыми управляет правительство».

«Пока я делал все эти вещи, в моем сознании происходило любопытноераздвоение», – продолжал редактор, прервавшись, чтобы сделать глоток из своегобокала. «В сущности, я подчинился суеверному импульсу. Существует множестволюдей, которые никогда не пройдут под приставной лестницей и не откроют зонтикв комнате. Есть баскетбольные игроки, которые крестятся перед выполнениемштрафных бросков, и бейсбольные игроки, которые меняют носки после травмы. Нашерациональное сознание сопровождается плохим стерео аккомпаниментом нашегоиррационального бессознательного. Поставленный перед необходимостью определить,что же такое „иррациональное бессознательное“, я скажу, что это небольшая,обитая войлоком комнатка, в которой стоит один только небольшой карточныйстолик, на котором лежит одна только вещь – револьвер, заряженный блуждающимипулями».

«Когда вы сворачиваете, чтобы обойти приставную лестницу иливыходите из дома под дождь со сложенным зонтиком, одна часть вашего целостного„я“ отслаивается, заходит в эту комнатку и берет пистолет со стола. Вы можетепоймать себя на двух противоречивых мыслях: пройти под лестницей неопасно иобойти лестницу также неопасно. Но как только лестница позади, или как толькозонтик раскрыт, ваше „я“ вновь соединяется в единое целое».

«Это очень интересно», – сказал писатель. «Не могли бы выобъяснить мне, когда же иррациональная часть нашего „я“ перестает дурачиться сревольвером и по-настоящему спускает курок?»

«Когда человек начинает писать письма в газету, требуя,чтобы все приставные лестницы были уничтожены, так как ходить под ними опасно».

Раздался смех.

«Раз уж до этого дошло, мы должны расставить все по своимместам. Иррациональное „я“ спускает курок немного позже, когда человек начинаетноситься по городу, сшибая лестницы и, возможно, наносить увечья людям, которыена них работают. Если человек обходит приставные лестницы, вместо того, чтобыпройти под ними, то это еще ни о чем не говорит. Нельзя считать сумасшедшим ичеловека, который пишет письма в газету, в которыхзаявляет, что город Нью-Йоркразрушен из-за того, что все, кому не лень, неосмотрительно шляются подприставными лестницами. Но сбивать на землю лестницы – это уже сумасшествие».

«Потому что это делается открыто», – пробормотал писатель.