«Меня вызвал мой начальник, Джим Дохеган. Не мог ли бы язайти к нему? Я рысью вбежал в его кабинет в десять часов утра, в своейнаилучшей форме. И только потом я вспомнил, что у Джейни Моррисон, егосекретарши, был абсолютно похоронный вид».

«Я сел и спросил у Джима, чем я ему могу быть полезен, илион – мне? Не могу отрицать, что имя Рэга Торпа мелькнуло у меня в голове.Хороший рассказ был большой удачей для „Логана“, и я ожидал услышать несколькопоздравлений на этот счет. Так что вы можете себе представить, как ошарашен ябыл, когда он пододвинул ко мне два заполненных договора. На рассказ Торпа иновеллу Джона Апдайка, которую мы планировали сделать ведущим материаломфевральского номера. На обоих договорах стоял штамп „Не утверждаю“.

«Я посмотрел на отвергнутые договоры. Я посмотрел на Джимми.Я никак не мог собраться, чтобы понять, что все это значит. Голова не работала.Я посмотрел вокруг и увидел раскаленную электрическую плитку. Джейни приносилаее в кабинет каждое утро и включала ее в сеть, чтобы у шефа всегда был свежийкофе, когда он захочет. Три года или больше вся редакция упражнялась востроумии по поводу этой плитки. Одна мысль вертелась в моей голове: если этуштуку выключить из сети, я смогу все обдумать. Я знаю, если выключить ее изсети, я смогу во всем разобраться». Я спросил: «В чем дело, Джим?»

«Мне очень жаль, что именно мне приходится сообщать тебе обэтом, Хенри», – сказал он. Но «Логан» перестает печатать художественнуюлитературу с января».

Редактор сделал паузу, чтобы снова закурить. Он нашарил свойпортсигар, но он оказался пустым. «У кого-нибудь не найдется сигареты?» Женаписателя протянула ему пачку «Салема». «Спасибо, Мэг».

Он закурил, погасил спичку и глубоко затянулся. Огонекзаалел в темноте.

«Я уверен, что Джим счел меня сумасшедшим», – сказал он. «Яспросил, не возражает ли он, и, не дожидаясь ответа, наклонился вперед ивыдернул вилку из розетки».

«Он широко раскрыл рот от удивления и спросил: „Какогодьявола, Хенри?“

«Мне трудно сосредоточиться, когда в сеть включеныэлектроприборы», – ответил я. «Нарушает биотоки мозга». И это, похоже,действительно было так, потому что с отключенной плиткой я смог гораздо болееясно представить себе ситуацию. «Означает ли это, что я уволен?» – спросил яего.

«Не знаю», – сказал он. «Это решают Сэм и правление. Ядействительно не знаю, Хенри».

«Я мог бы многое ему сказать. Я думаю, Джимми ожидал, что ябуду умолять оставить меня на работе. Знаете ли вы выражение „оказаться с голойжопой на морозе“? Так вот, я боюсь, что вы никогда по-настоящему не поймете егозначения, до тех пор пока не окажетесь главой неожиданно исчезнувшего отдела».

«Но я не стал его просить сохранить мне работу и не сталбеспокоиться о судьбе литературного отдела „Логана“. Я беспокоился о рассказеРэга Торпа. Я сказал, что мы могли бы напечатать его под занавес в декабрьскомномере.

Джимми ответил: «Это невозможно, Хенри. Декабрьский номерзабит до отказа. Ты прекрасно об этом знаешь. А ведь мы говорим о десятитысячах слов». «Девяти тысячах восьмистах», – уточнил я. «Забудь об этом,Хенри», – сказал он. «Но мы можем выкинуть искусство», – сказал я. «Послушай,Джимми. Это великий рассказ. Возможно лучший из наших рассказов за последниепять лет».

«Я прочел его», – сказал Джим. «Я знаю, Хенри, что этовеликий рассказ. Но мы просто не можем себе это позволить. Ни в декабре. Ни наРождество. Ради Бога, мы ведь не можем положить читателям под рождественскуюелку рассказ о том, как герой убивает свою жену и ребенка.

Ты, по-моему, просто…» Он запнулся. Но я заметил, как онпосмотрел на плитку. С таким же успехом он мог произнести это и вслух, верно?»

Писатель медленно кивнул, не сводя глаз с той черной тени, вкоторую превратилось лицо редактора.

«У меня начала болеть голова. Сначала совсем несильно. Сновастало трудно собраться с мыслями. Я вспомнил, что у Джейни Моррисон на столебыла электрическая точилка для карандашей. И все эти лампы дневного света вкабинете Джима. Электрообогреватели. Торговые автоматы внизу в холле. Все эточертово здание было пропитано электричеством. Удивительно, как кто-то вообщемог в нем работать. Именно в тот момент, мне кажется, мной начала овладеватьнавязчивая идея. Мысль о том, что „Логан“ потерпит крах, потому что никто неспособен трезво мыслить. А никто не мог трезво мыслить, потому что все мынабились битком в высотное здание, которое функционирует с помощьюэлектричества. Наши биотоки пребывают в полном беспорядке. Я помню, как яподумал о том, что если бы доктора сняли с кого-нибудь электроэнцефалограмму,график получился бы очень странным. С высокими, острыми альфапиками, которые свидетельствуюто злокачественной опухоли в мозгу».

«Из-за этих мыслей голова начала болеть еще сильнее. Но ясделал еще одну попытку. Я спросил его, не попросит ли он Сэма Вадара, главногоредактора, позволить напечатать рассказ в январском номере. Быть может, вкачестве прощального материала литературного отдела. Как последний рассказ настраницах „Логана“.

«Джимми вертел в пальцах карандаш и кивал. Он сказал: „Япопробую, но ты ведь знаешь, что из этого ничего не выйдет. У нас есть рассказписателя – автора одного романа и рассказ Джона Апдайка, который не хуже… а,может, и лучше… и кроме того…“ „Рассказ Апдайка не лучше!“ – сказал я.„Господи, Хенри, ну зачем же так кричать…“ „Я не кричу!“ – закричал я. „Онпосмотрел на меня долгим взглядом. К тому моменту голова моя раскалывалась. Яслышал, как зудят лампы дневного света. Словно стая мух, попавших в бутылку.Это был абсолютно омерзительный звук. И мне показалось, что я слышу, какзаработала электрическая точилка Джейни. „Это они нарочно“, – решил я. «Онихотят запутать меня. Они знают, что я не могу сосредоточиться, когда вся этадрянь работает, и поэтому… и поэтому…“

«Джим говорил что-то про то, что он выступит на следующемзаседании редакции и предложит, чтобы мне разрешили опубликовать все рассказы,с авторами которых я уже имел устную договоренность… хотя, конечно…» Я встал,пересек комнату и выключил свет. «Для чего ты это сделал?» – спросил Джимми.«Ты знаешь, для чего», – ответил я. «Так что убирайся отсюда, Джимми, а то оттебя ничего не останется».

Он поднялся и подошел ко мне. «Мне кажется, оставшуюся частьдня тебе стоит отдохнуть, Хенри», – сказал он. «Иди домой. Отдохни. Я понимаю:ты перенапрягся в последнее время. Я хочу, чтобы ты знал, что я изо всех силпостараюсь все это уладить. Я так же сильно желаю этого, как и ты… по крайнеймере, почти так же. А сейчас тебе надо пойти домой, расслабиться и посмотретьтелевизор».

«Телевизор», – повторил я и рассмеялся. Это было самымсмешным из всего, что я когда-либо слышал. «Джимми», – сказал я. «Я хочу, чтобыты еще кое-что передал от меня Сэму Вадару». «О чем ты, Хенри?»