Нас оставили в покое. Для человека, который знал Россию, это был нехороший знак. Наш поезд двинулся дальше и достиг Вапнярки, где к нам в вагон вошел взволнованный начальник вокзала.

– Было отдано распоряжение не выпускать ни один поезд в Бессарабию, а ваши вагоны должны быть отогнаны на запасной путь, – сказал он и без дальнейшей суеты принялся исполнять это распоряжение.

В скором времени пассажиры пришли к заключению, что большевики имели в виду именно то, что сказали, и в Бессарабию поездов не будет, и поэтому они отправились в деревню, чтобы либо остановиться там, либо нанять лошадей и сани и поехать дальше своим путем.

Я тем временем пошел в кабинет начальника вокзала, принял властный вид и потребовал паровоз. И в этот момент появился большевистский военачальник в сопровождении своих штабных офицеров.

– Вы задержаны, – сказал он.

– Вы, должно быть, ошибаетесь, – ответил я. – У нас есть мандат от Иоффе, – и показал ему документ.

Он лишь мельком взглянул на него и вернул мне с презрительным пожатием плеч.

– У нас нет никакого желания осматривать ваш вагон или груз, – сказал он мне. – Но вам не будет позволено продолжить ваше путешествие. Ваша миссия находится под прицелом пушек двух батарей в восьмистах ярдах отсюда, и, если вы попытаетесь сдвинуться с места, они откроют огонь.

– Когда мы получим разрешение уехать? – спросил я.

– Не знаю. Возможно, никогда, – ответил этот бешеный военачальник. – Нам известно, что вы что-то украли в России, чтобы передать это Румынии.

– Пойдемте выпьем чаю, – предложил я, но он отказался и повторил, что исполнит отданный ему приказ, если мы попытаемся тронуться с места.

Я вернулся в наше купе. Мы решили, что пока ничего не можем сделать и должны пытаться выиграть время. Так что капитан И., Сэнди и я проводили время за игрой в пикет и пили горячий чай.

Казалось, что минуты тянутся, как часы. Мы были на пороге чего-то зловещего. Мои мысли вернулись к нулевому часу в Ипре или на реке Сомме. Капитан И., вероятно, думал о том же, потому что сказал:

– У меня такое чувство, какое всегда возникает накануне боя.

Румыны А. и О., как обычно, доставляли много хлопот. Они проявляли беспокойство и задавали бессмысленные вопросы типа: что мы будем делать?

Затем мы услышали шум паровозного выхлопа. Где-то на станционных путях стоял паровоз под парами, и я пошел на разведку. Оказалось, что при старом режиме на этой станции круглосуточно держали дежурный маневровый паровоз, а так как никто еще не отменил это распоряжение, несмотря на тот факт, что на самом деле этому паровозу нечего было перевозить на запасные пути, то этот паровоз всегда стоял под парами. Я познакомился с машинистом и кочегаром, угостил их сигаретами и принес им немного еды из вагона. Они оказались дружелюбными и до крайности измученными теми условиями, в которых они жили; они многое могли рассказать о своих тяготах. Мы с Бойлем решили, что этой ночью заберем маневровый паровоз и попытаемся уехать.

Перво-наперво мы отправили Сэнди к начальнику вокзала, чтобы он поднял скандал и потребовал разговора с властями. Ему также было поручено выяснить, где телефонная и телеграфная линии соединяются со станцией. Пока он делал все это, я с капитаном И. отправились на рекогносцировку позиций батарей и обнаружили, что стволы их орудий действительно были наведены на станцию. Некоторые орудийные расчеты стояли рядом с пушками, а остальные сгрудились вокруг жалкого костра. Когда мы снова добрались до станции, мы увидели, что туда прибыл небольшой отряд пехотинцев, чтобы наблюдать за нами; они решили устроиться поудобнее и заняли крошечный зал ожидания, оставив лишь одного часового у двери снаружи, чтобы он вел наблюдение за нашим вагоном.

Мы поужинали, и за столом нам было не очень весело. Потом Бойлю пришла в голову идея организовать концерт, чтобы показать, что нам не о чем тревожиться, и в то же время чтобы рассеять всякие подозрения в том, что мы задумали сбежать.

Концерт имел огромный успех, и солдаты, закутанные в огромные овчинные тулупы, собрались вокруг нашего вагона, чтобы послушать. Я велел Ивану поставить наш самый большой самовар – огромный медный чайник. Когда он разогрелся, я заварил крепкий чай, налил его в самый большой заварной чайник, какой нашелся в нашей буфетной, добавил сахар и содержимое целой бутылки рома и около полбутылки бренди.

Когда все было готово, я вынес чайник солдатам и дружески предложил им выпить чаю с нашими добрыми пожеланиями в здании станции. Они с радостью потащили чайник, и даже часовой пошел вместе с ними в комнату ожидания, чтобы получить свою долю.

Какая ужасная была эта ночь! Достаточно ясная, но завывающий ветер проносился по этой плохо освещенной станции. То тут, то там мерцали лишь гаснущие огоньки нескольких масляных ламп. Как только солдаты ушли пить чай, который я заварил для них, станция осталась совершенно безжизненной.

Кусок полуоторвавшейся железной крыши монотонно хлопал в темноте. Где-то выла собака.

Глава 20

И в этой зловещей обстановке мы разрабатывали план нашей кампании. В полночь мы должны были погасить свет во всем нашем вагоне, а в час – начать действовать. Сэнди должен был перерезать отмеченные нами телефонный и телеграфный провода, а затем держать на мушке своего револьвера дверь комнаты ожидания, в которой находились бойцы большевистской охраны. Если бы кто-то из них вышел и поднял тревогу, он должен был стрелять и любой ценой держать под обстрелом дверь. С этой целью мы дали ему два дополнительных автоматических пистолета и большой запас патронов.

Капитан И. должен был находиться у вагона и оказывать поддержку Сэнди, если с ним что-то случится.

Мы с Бойлем должны были захватить маневровый паровоз, заставить машиниста подвести его задним ходом к нашему вагону, а затем перевезти нас через границу.

А пока мы с Сэнди вышли, чтобы собрать две-три жилы длинного троса, которые были нужны Бойлю для какой-то своей цели.

К часу ночи уже бушевала снежная буря. Завывающий ветер подхватывал снег на земле и швырял частицы замерзшего льда нам в лицо и глаза. Мы с Бойлем подождали, пока Сэнди перережет провода и займет свой пост напротив двери в комнату ожидания, а затем с револьверами на изготовку одновременно залезли на паровоз с противоположных сторон. Кочегар шуровал кочергой в топке, повернувшись к нам спиной. Машинист дремал, положив голову между манометром и кожухом. Он вздрогнул и проснулся. Кочегар резко обернулся. На них глядели дула наших револьверов. Мы сказали