Петроград выглядел чуть более запущенным и чуть более обветшалым, чем когда мы там были в последний раз. На улицах не было никакого подобия закона и порядка. Постоянно шли бои между красногвардейцами и противниками большевиков, и расстрелы на улицах были обычным делом.

В это время была учреждена ЧК, и важной частью ее работы была борьба с мародерством.

В начале войны царь специальным указом ввел в России сухой закон, и, хотя этот запрет соблюдался не очень строго, было трудно достать водку и вино. Но теперь последние следы этого ограничения, введенного царем и проводимого в жизнь его верными слугами, исчезли. Главной целью толпы было достать алкоголь, и алкоголь был наготове, только руку протяни. Во всех кварталах в подвалах гостиниц, на государственных складах, в частных резиденциях хранились запасы этой драгоценной жидкости, и неорганизованная толпа начала совершать набеги на такие места.

Это было ужасное зрелище. Толпа сносила двери, выкатывала бочки с вином на улицу и вскрывала их на мостовой. Бутылки уносили ящиками; горлышки бутылок отбивали об стену, а их содержимое выпивали на месте. За несколько минут собиралась большая толпа рабочих, солдат, матросов, извозчиков, мужчин и женщин всех сословий. По канавам текло вино, а улицы были полны качающихся пьяных людей, прежде чем успевала появиться военная охрана.

По прибытии в Петроград я счел необходимым познакомиться со знаменитым Яковом Петерсом, который возглавлял ЧК в этом городе. Это был спокойный латыш с печальным лицом, который всю свою жизнь был революционером. Он ненавидел ту работу, которой занимался, но понимал, что она необходима. Будучи в ссылке, он много лет прожил в Лондоне, где по-прежнему жила его жена-англичанка с их дочерью. Он их очень любил и сильно страдал оттого, что из-за полной дезорганизации работы почтовой службы не мог посылать им письма, и попросил меня оказать ему услугу и отправить письмо его жене английским курьером. В моем присутствии он написал письмо и вручил его мне в незапечатанном конверте; я был рад, что у меня была возможность отправить его для него.

Президент Вильсон выступил с речью о четырнадцати пунктах мирного договора. Агент американской разведки господин Сиссон, который работал под прикрытием американского пресс-бюро, за рекордное время сделал перевод этой речи на немецкий и русский языки, и, мне кажется, около ста тысяч листовок с этой речью были расклеены по всему Петрограду. Это была очень умная пропагандистская работа, как и способ, с помощью которого Сиссон сумел распространить текст речи о четырнадцати пунктах в немецкой армии на российском фронте.

Интеллектуальная Россия была невысокого мнения о четырнадцати пунктах. Однажды я обсуждал их с одним хорошо информированным русским, который, качая головой, подытожил отношение русских: «Сам Господь Бог смог придумать всего лишь десять заповедей, беседуя с Моисеем, а Вильсон – пять тысяч лет спустя – умудрился придумать четырнадцать».

Не думаю, что кто-то в те времена понимал, какую роль сыграет эта речь президента Вильсона о четырнадцати пунктах. Безусловно, она не пользовалась большой популярностью в Англии или Франции, но за следующие девять месяцев она оказала колоссальное влияние в Германии. Ведь когда ей стало понятно, что она истощает свои ресурсы, она начала строить свои надежды на мир, основываясь на этих четырнадцати пунктах. Наверное, для мира было бы лучше сейчас, если бы этим четырнадцати пунктам следовали более неукоснительно, а Версальский мир не был бы подписан.

Казалось, что мы приехали не в самое удачное время, чтобы доставить сообщение от господина Брэтиану в советское Министерство иностранных дел. В тот самый день большевики бросили господина Диаманди, посла Румынии в России, в Петропавловскую крепость. Это последнее усилие ускорить ссору между двумя странами было грубым нарушением принципа дипломатической неприкосновенности и стало вызовом всем послам в Петрограде. Каждый из них понимал, что если ничего не сделать, то он очень скоро разделит судьбу господина Диаманди.

Поэтому дипломатический корпус предпринял коллективный демарш против заключения в тюрьму Диаманди. В то время министр иностранных дел Троцкий был в отъезде в Брест-Литовске для ведения переговоров, поэтому делегацию дипломатов приняли в Смольном институте Ленин и Залкинд.

Через час мы с Бойлем уже были в Министерстве иностранных дел, куда Залкинд приехал из Смольного.

Господин Залкинд был заместителем комиссара иностранных дел; это был весьма неприятный горбун, злобный, как крыса. Он ненавидел Англию и презирал Румынию и был максимально груб с нами. Нам с Бойлем обоим было очень трудно сдерживаться от применения к нему насилия; мы чудом держали себя в руках, но беседа все равно ни к чему не привела, естественно.

В те же сутки поздно ночью господин Диаманди был освобожден, а дипломатические отношения между Советской Россией и Румынией были разорваны. Господин Диаманди получил свой паспорт и обещание безопасного проезда до финской границы. Он должен был уехать на следующий день. До отъезда в Румынию я открыл маленькое частное информационное бюро, и вечером один из моих агентов сообщил мне, что секретная служба большевиков отдала приказ убить господина Диаманди, и аналогичная судьба должна была постичь двух депутатов Учредительного собрания и недавних министров правительства Керенского Кокошкина и Шингарева. Мы немедленно поспешили в посольство Румынии и предупредили господина Диаманди не покидать свой дом без нужды, а когда он поедет к границе, то ему необходимо позаботиться о надлежащей охране. С радостью могу сказать, что он благополучно добрался до Финляндии. Но Кокошкина и Шингарева настигла уготованная им судьба. Первоначально их бросили в сырую, грязную камеру в Петропавловской крепости, откуда ввиду энергичных протестов социалистов (так как там они подхватили воспаление легких) они были переведены в Мариинскую больницу. Но это их не спасло. Через день или два они были зверски убиты на своих больничных койках. Официальные большевистские газеты заявили, что это убийство – дело рук провокаторов, однако все наши данные свидетельствовали об обратном.

И хотя нам не удалось предотвратить войну между Советской Россией и Румынией, мы лелеяли надежду, что сможем остановить военные действия. Но чтобы сделать это, мы должны были добраться до человека, который вел боевые действия, – Христиана Раковского, а он находился далеко – на Юге России.

Предлагать советским властям, чтобы мы с Бойлем выступили в роли посредников между Россией и Румынией, было бы, конечно, в высшей степени бестактным. Но есть много способов добиться своего, и фортуна снова улыбнулась нам. Комиссар Невский упросил нас поехать на Юг России, чтобы доставить товарный поезд с сырой нефтью и бензином в Петроград. Государственная машина могла сломаться и рухнуть из-за