Сотня тысяч оставалась нетронутой. Новый мужоказался немного старше матери и намного состоятельнее ее, поэтому вскоре послесвадьбы она поделила свою долю компенсации между Дарби и ее братом. Онасказала, что деньги напоминают ей о покойном муже, и хотя она все еще любитотца, она живет новой жизнью, в новом городе, с новым мужем, который через пятьлет уйдет в отставку с мешком денег. Дарби была смущена этим символическимжестом, однако оценила его и деньги взяла.

Сотня тысяч удвоилась. Она вложила их в акциипредприятий, но только не тех, что были связаны с химией и нефтепереработкой.Она разработала кодекс поведения и вела скромный образ жизни. Ее гардеробоставался в основном студенческим и приобретался в магазинах розничнойторговли. Она и Каллаган предпочитали ходить в лучшие рестораны города иникогда не бывали в одном месте дважды. При этом обычно каждый платил сам засебя. Он мало заботился о деньгах и никогда не спрашивал о них. Она имелабольше, чем обычный студент юридического колледжа, но в Тулейне водилось немалобогатых деток.

Они встречались с месяц, прежде чемотправиться в постель. Она выдвинула основные правила, и он, не без колебаний,согласился с ними. Других женщин быть не должно. Сами они обязаны бытьосторожными. А он должен перестать так много пить. Первых двух правил онпридерживался, но пить продолжал. Его отец, дед и братья пили много, и это унего было своего рода наследственное качество. Но впервые в своей жизни ТомасКаллаган был влюблен, влюблен безумно, и он знал тот предел, когда скотчстановился помехой в его отношениях с женщиной. Он был осторожен. Заисключением последней недели и личной травмы от потери Розенберга, он никогдане пил раньше пяти часов вечера. Когда они были вместе, он отказывался отшиваса, если считал, что очередная его порция может отразиться на егоповедении.

Забавно было видеть сорокапятилетнего мужчину,влюбленного первый раз в своей жизни. Он старался не терять голову, но иногда,оставаясь с Дарби наедине, вел себя как глупый второкурсник.

Она поцеловала его в щеку и укрыла одеялом.Его одежда была аккуратно сложена на стуле. Она тихо закрыла за собой дверь.Солнце уже встало, и его первые лучи блестели между зданиями на Дофин. Тротуарбыл пуст.

Через три часа у нее групповое занятие, а водиннадцать лекция Каллагана по конституционному праву. Через неделю ейпредстоит выступать в учебном суде с апелляцией. Ее план самостоятельнойподготовки трещал по швам. Две лекции были пропущены. Пора вновь становитьсястуденткой. Она потеряла четыре дня, играя в детектива, и ругала себя за это.Ее «аккорд» стоял за углом, до которого было полквартала пути.

За ней наблюдали и наслаждались ее видом.Джинсы в обтяжку, свободный свитер, длинные ноги, солнечные очки, скрывающиеглаза, никакой косметики. Они видели, как она закрыла дверь, быстро прошла поулице и исчезла за углом. Волосы длиной до плеч, похоже, были темно-рыжими инекрашеными.

С завтраком в маленьком коричневом пакете онустроился на свободной скамейке спиной к Нью-Гэмпширу. Он не любил площадьДюпона с ее бездельниками, наркоманами, извращенцами, стареющими хиппи, панкамив черной коже с петушиными гребнями на голове и диким наречием. У фонтанаприлично одетый мужчина с громкоговорителем собирал активистов-анималистов,чтобы двинуться маршем к Белому дому. Кожаная публика осмеивала и обругивалаих, но четверка конных полицейских находилась достаточно близко, чтобыпредотвратить стычку.

Он посмотрел на часы и стал очищать банан.Время было полуденное. Обычно в это время он предпочитал завтракать в другихместах. Встреча предстоит короткая. Наблюдая за глумящейся и ругающейся толпой,он заметил своего связника. Они встретились взглядами, кивнули друг другу, ивот уже он сидел на скамейке рядом с ним. Его звали Букер, он был из Лэнгли.Они встречались время от времени, когда линии связи становились слишкомзапутанными или опасными, а их боссам нужно было услышать живые слова,недоступные чужому уху.

Букер не завтракал. Он принялся очищать арахиси бросать шелуху под скамейку.

— Как господин Войлз?

— Злой как собака. Как всегда.

Букер бросил несколько орехов в рот.

— Глински сидел вчера в Белом доме дополуночи, — сказал он.

Ответа не последовало. Войлзу это былоизвестно. Букер продолжал:

— Они там переполошились. Эта маленькая штучкапро пеликанов напугала их до смерти. Вы знаете, мы тоже прочли ее и почтиуверены, что на вас, ребята, она не произвела впечатления, но по какой-топричине Коул пришел от нее в ужас и напугал президента. Мы даже предполагаем,что вы, ребята, решили подшутить над Коулом и его боссом, и поскольку в делеупоминается президент и содержится эта фотография, мы полагаем, что этодоставляет вам своего рода радость. Понимаете, что я имею в виду?

Он откусил кусочек банана и не сказал ничего.

Освистываемые любителями кожи, двинулись впуть нестройной колонной любители животных.

— В любом случае это не наше дело, и мы нестали бы совать свой нос, если бы президент не захотел, чтобы мы тайнорасследовали дело о пеликанах, пока вы, ребята, не взялись за него. Он считает,что мы не найдем ничего, и хочет быть уверенным в этом, чтобы убедить Войлзапрекратить расследование.

— В нем нет ничего.

Букер смотрел, как пьяный мочится в фонтан.Полицейские двигались в другую сторону.

— В таком случае Войлз просто развлекается,правильно?

— Мы отрабатываем все версии.

— Даже не имея никаких подозрений?

— Да.

Банан был съеден.

— Почему они так обеспокоены тем, что мывзялись расследовать это дельце?

Букер хрустел, раздавливая кожуру маленькогоореха.

— С ними все очень просто. Они злятся из-затого, что стали известны имена таких кандидатов, как Прайс и Маклоуренс, и вэтом, конечно, ваша вина. Они здорово не доверяют Войлзу. Их приводит в ужасмысль о том, что если вы, ребята, начнете копать дело о пеликанах, то об этомузнает пресса и набросится с нападками на президента. А в следующем годупредстоят перевыборы.

— Что Глински сказал президенту?

— Что у него нет желания вмешиваться врасследование ФБР, и что у нас есть дела поважнее, и что это совершеннонезаконно. Но поскольку президент очень просил, а Коул очень угрожал, нам темне менее придется заняться этим. Вот почему я нахожусь здесь и беседую с вами.

— Войлз благодарен вам.