В мгновение ока он сообразил, что означал ее испуганныйвзгляд: наверняка подумала, что он страдает галлюцинациями.

И вдруг его словно окатили ушатом холодной воды – а что,если она права? Что, если это действительно галлюцинации? Охваченный ужасом, онповернулся и пошел прочь, даже не удостоив ее ответом. Девушка посмотрела емувслед, вздохнула, покачала головой и снова нагнулась, возвращаясь к своемузанятию.

Джек погрузился в глубокое раздумье. «В конце концов, если яснова в двадцать пять минут восьмого услышу этот проклятый голос, – решил онпро себя, – тогда будет ясно, что у меня в самом деле галлюцинации. Но янадеюсь, что никакого голоса больше не услышу».

Весь день он провел в нервном напряжении и рано лег спать,полный решимости проверить себя на следующее утро, но полночи не мог сомкнутьглаз, а в результате проспал. Было уже двадцать минут восьмого, когда онвыскочил из гостиницы и поспешил в сторону игрового поля. Он понимал, что неуспеет попасть на злополучное место в двадцать пять минут восьмого, но еслиэтот голос – чистейшая галлюцинация, то он услышит его где угодно. Джекпобежал, на ходу поглядывая на стрелки своих часов.

Двадцать пять минут восьмого. Откуда-то издалека донеслосьэхо женского голоса. И хотя слова невозможно было разобрать, похоже, звали напомощь. Но в чем он был твердо уверен, так это в том, что это был тот самыйкрик, который он слышал раньше, и исходил он из того же самого места, где-тонеподалеку от коттеджа.

Как это ни странно, но то, что он услышал, даже успокоилоего. Это, скорее всего, просто мистификация. А что, если девушка сама разыгралаего? Он решительно расправил плечи и вытащил биту из спортивной сумки.

Девушка стояла в саду, как обычно. На этот раз, когда онприподнял кепку и поприветствовал ее, она произнесла «доброе утро» и в голосеее прозвучала легкая застенчивость. «Сегодня она привлекательна, как никогда»,– подумал он.

– Отличный денек выдался? – бодро произнес Джек, проклинаясебя за то, что говорит такую банальность.

– Да, просто восхитительный, – живо откликнулась она.

– Для сада, наверное, это хорошо?

Девушка улыбнулась, и на щеках ее появились обворожительныеямочки.

– Увы, нет! Моим цветам нужен дождь. Посмотрите, они всевысохли.

Жестом она пригласила его подойти поближе, и Джек вплотнуюприблизился к низкой изгороди, отделявшей сад от игрового поля, и посмотрел нацветы.

– Но они совсем свежие, – произнес он и почувствовал себянеловко; ему показалось, что он сказал что-то не то: девушка смерила еговзглядом, в котором проскальзывало сожаление.

– Солнце светит слишком ярко, – сказала она. – Цветыприходится постоянно поливать. Но, как видно, на вас солнце влияет благотворно– вы выглядите сегодня значительно лучше.

Ободряющий тон девушки вызвал у Джека прилив раздражения.«Будь оно все трижды проклято! – закипал он тихой яростью. – По-моему, онапытается исцелить меня внушением».

– Я совершенно здоров, – произнес он, еще более раздражаясь.

– Ну вот и прекрасно, – с живостью откликнулась девушка.

Он еще немного поиграл и поспешил на завтрак.

Сидя за столом, Джек уже не в первый раз почувствовал насебе испытующий взгляд человека, расположившегося с ним рядом. Это был мужчинасредних лет, с энергичными чертами лица. У него была черная бородка,проницательные серые глаза и те легкость и уверенность в поведении, которыевыдавали в нем профессионала высокого класса. Джек уже узнал, что фамилия егоЛевингтон, и краем уха слышал, что в медицинских кругах он известен какпрекрасный специалист. Но поскольку Джек не мог вспомнить, когда он сам посещалХарли-стрит, эта фамилия ему ни о чем не говорила.

Но сегодня утром он не мог не почувствовать, что за нимнаблюдают, и это не на шутку взволновало его. «А может быть, у меня на лиценаписано нечто такое, что привлекает внимание окружающих?»

Что, если этот человек в силу своих профессиональныхспособностей заметил, что с ним, Джеком, происходит что-то неладное?

При одной этой мысли Джек содрогнулся от ужаса. Что, еслитак оно и есть? Не сходит ли он действительно с ума? И что все это такое –галлюцинация или чья-то злая шутка?

Вдруг его осенило: ведь определить, что это такое, очень просто.Он же всегда во время тренировки был один. Но если бы рядом с ним кто-нибудьнаходился, не важно кто, то он должен был бы тоже услышать этот голос.

Джек решил не откладывать дело в долгий ящик. Левингтон какраз подходил для этой цели. Они довольно легко разговорились: казалось, чтодоктор просто ждал этого случая. Ведь так или иначе, но Джек чем-то егозаинтересовал. И поэтому как-то естественно они договорились встретиться наследующее утро, чтобы сыграть в гольф.

Они начали чуть раньше семи. День выдался прекрасный,спокойный и безоблачный, но не очень теплый. Доктор играл довольно прилично, ау Джека игра не клеилась. Все его внимание было сосредоточено на одном – когдаже наступят эти роковые минуты. И он буквально не отрывал взгляда от своихчасов. Когда они с доктором приблизились к метке, было около двадцати минутвосьмого. Как раз в это время они находились между лункой и коттеджем.

Девушка, как обычно, работала в саду. Она даже не поднялаголовы.

Два мяча лежали на лужайке: мяч Джека около лунки, адокторский – чуть поодаль.

Левинггон наклонился, обдумывая, как ему нанести удар. Джекзастыл на месте, впившись взглядом в стрелки своих часов. Было ровно двадцатьпять минут восьмого.

Мяч устремился по траве прямо к лунке, на мгновение замер наее краю, словно выжидая чего-то, и скатился вниз.

– Прекрасный удар! – похвалил Джек. Только голос у него былхриплый и совсем чужой. Наконец, облегченно вздохнув, он подтянул свои часыповыше от запястья. Итак, ничего не случилось. Дурное настроение как рукойсняло.

– Подождите немного, если не возражаете, – попросил он. – Ятолько возьму трубку.

Они чуть-чуть задержались на восьмой метке. Как ни старалсяДжек взять себя в руки, пальцы его слегка подрагивали, когда он набивал ираскуривал трубку. Ему казалось, что с его плеч свалился огромный груз.

– Боже мой, какой хороший денек выдался, – заметил он, систинным удовлетворением вглядываясь в окружающий его пейзаж. – Давайте,Левингтон, ваш удар.

И тут одновременно с ударом доктора раздался этот крик.Высокий женский голос, полный мучительного отчаяния: