“Если не врет, значит, деньги получила не она, а кто-то изее начальства, — быстро подумал Егор. — Или врет?”

— А документы вы где взяли?

— В трубе! — огрызнулась она и подняла на него глаза. — Нучто? Подходит?

— В какой трубе? — переспросил он. Она все еще не билась вистерике, хотя имела на это полное моральное право. В конце концов, он чуть незадушил ее. Не окажись рядом с ней этой хладнокровной бабки, он вполне мог быее задушить.

Неужели мог бы?!

“Вот до чего ты дошел, придурок!”

— Неизвестный осведомитель оставил мне контейнер сдокументами за водосточной трубой соседнего дома. Все по правилам.

— Почему вы решили, что они подлинные?

— Это допрос? — спросила Лидия с подозрением. — Или яошибаюсь?

— Почему? — переспросил Егор. Не мог же он сию минутуобъяснить ей, что ему дали неделю на то, чтобы спасти свою жизнь и, возможно,остатки репутации.

— Да идите вы к черту! — произнесла она устало. — Я не знаю,о чем эта пьеса. Если вы думаете, что о том, как злые люди оболгали честного иумного бизнесмена…

Егор вдруг вновь взбеленился до такой степени, что передглазами у него поплыли зеленые и красные круги.

— Слушайте, вы! — Он не сделал ни одного движения, но Лидиипоказалось, что он надвинулся на нее, как черная тень. — Из-за вас я лишилсяработы. Навсегда, понимаете?! И я пока не знаю, как мне спасти свою шкуру. Выни черта не понимаете, что натворили. Вы выпустили из бутылки не одного, аполтора десятка джиннов, и меня в том числе. Вы просто вздорная, подлая и тупаяособа, которую кто-то использовал! Поэтому отвечайте, пока у вас еще естьвозможность.

Его тирада не произвела на нее никакого впечатления, заисключением замечания о ее тупости. Он обозвал ее тупой, этот хренов персонаж,материализовавшийся из ее статьи! Сначала он чуть не задушил ее, а потомобозвал тупой!

— Это вы тупой! — взвизгнула она и закашлялась. Почему-тоТамара Петровна все не возвращалась. — Вы, а не я! Теперь вы хотите, чтобы я свами разговаривала, а две недели назад чуть не силой вытряхнули из своеймашины! Конечно, тогда вы были на коне и в бо-ольшом почете, а сегодня вамнаступили на хвост! И кто же?! Какая-то недоделанная редакционная крыса,которую вы три месяца отшивали по телефону!

— В этом все дело? — спросил он таким тоном, что она, какразгулявшаяся собака, на которую прикрикнул пьяный прохожий, присела на задниелапы от страха. — В том, что я не желал разговаривать с вами по телефону иотказался участвовать в низвержении вашего начальника?

— Вот и я! — проговорила Тамара Петровна, просовывая длинныйнос в приоткрывшуюся дверь. — Вот кофта, вот колготки. Помочь тебе, Лидия?

— Спасибо, Тамара Петровна, — пробормотала та, боясьповернуться спиной к этому сумасшедшему в черном пальто. — Вы меня простоспасли. Не знаю, что бы со мной было…

— Нам нужно договорить, — настаивал сумасшедший. — Да небойтесь вы, ничего с вами не будет!

— Я не хочу с вами договаривать. — У Лидии вдруг застучализубы. — Идите к Леонтьеву и договаривайте с ним. Третья дверь налево.

— Почему вы решили, что бумаги подлинные?

— Лидия, идем, — поторопила Тамара Петровна. — Не ровен часкто-нибудь покурить выйдет, а тут ты, вся такая… необыкновенная.

— Потому что если неизвестный зверь пахнет, как собака,лает, как собака, и выглядит, как собака, значит, это и есть собака!

— Они пахли, выглядели и лаяли, как подлинные документы?

— Идите на!.. — крикнула Лидия в полном отчаянии. — Идите кЛеонтьеву! Вы еще будете умолять меня, чтобы я не подавала на вас в суд запопытку покушения в присутствии свидетелей!

Это было сильно сказано — “в присутствии свидетелей”. Егорунеожиданно стало легче дышать, как будто чуть отступили, раздались сводыштольни, которая обрушилась на него сегодня утром.

Однажды на него и вправду обрушилась штольня. Это былодавно, но до сих пор самый худший из его кошмаров — это те сорок шесть часов.

Дверь закрылась.

Егор осторожно привалился к стене. Он еще не осознал доконца, что и вправду пытался задушить эту девку. Что с ним стало?! Он научилсяв совершенстве владеть собой еще лет в двадцать, почему же эта наука изменилаему сейчас?! У него нет времени на слепые эмоции, он должен быстро и толководобыть доказательства того, что он не причастен ни к какой фирме“Континенталь”, и тогда Кольцов просто уволит его. Если Егор не добудет этихдоказательств, в будущий понедельник его не будет в живых. Тимофей Ильич, конечно,человек терпеливый и законопослушный и вообще на виду, но еще не было случая,чтобы он отпустил врага живым. В данный момент его врагом был Егор Шубин.

“У меня нет сил унижаться еще и перед этим неизвестнымЛеонтьевым”.

“Можешь не унижаться, а пойти вытащить из-под сиденьяпистолет и застрелиться. Выход просто изумительный”.

“Он не даст мне никаких бумаг, даже если они и вправдусуществуют в природе. Он вызовет охрану, и меня вышвырнут отсюда”.

“Тебя сегодня уже вышвырнули с работы. Говорят, второй разэто не так болезненно. Тебя теперь отовсюду будут вышвыривать, а ты будешьвлезать в окна и двери, умолять, унижаться, просить и клянчить. Неужели ты такэтого и не понял?”

Егор еле слышно застонал сквозь стиснутые зубы и, как наэшафот, шагнул в редакционный коридор.

Человек, куривший на лестнице пролетом ниже, хмурился исосредоточенно думал. Он совсем не ожидал, что этот полоумный Шубин помчится вредакцию объясняться. А что, если он найдет бумаги, или — хуже того! —кассету?! Босс был совершенно уверен, что никаких шагов Шубин предпринимать небудет — кишка, мол, тонка и вообще… дерьмо, аристократишка. А он довольно…прыткий. И не особенно похож на человека, два часа назад потерявшего все.

Нужно звонить, рассказывать об увиденном и услышанном.Может, имеет смысл поторопиться и не ждать никакого Нового года? Почему егонельзя пристрелить, например, вечером? Застрелился от стыда и горя, да и вседела.

Девчонку жалко. Вот с ней вполне можно потянуть. Она ещепригодится. Она разжигала его воображение, раздувала его прямо-таки до размеровпожара. Он был опытным мужчиной, и одного взгляда на женщину ему хватало, чтобыопределить — весело с ней будет в постели или не очень.

* * *

С этой — он знал совершенно точно — будет не просто веселье,а фейерверк. Салют. Феерия.

С самого порога в нос шибал острый, как бритва, запахвалерьянки и еще каких-то лекарств. В голову толкнулось предчувствие беды ирастеклось внутри, заполняя все свободное пространство, так что тяжело сталодышать.