Уэстон согласился с ним.

— Можно даже попасть на остров, минуя отель, — добавил он. —Никакого риска, кроме того, что кто-то увидит вас из окна, нет.

— Из каких окон?

— Я говорю о двух окнах ванной комнаты для клиентов отеля —они выходят на север, — об окне ванной комнаты обслуживающего персонала и напервом этаже — окнах гардеробной и бильярдной.

— Да, — сказал Пуаро, — но за исключением последний, в окнахэтих комнат??х матовое стекло.

— Согласен, — признался Уэстон.

Он немного помолчал и потом сказал:

— Если это его рук дело, вот откуда он вышел.

— Кто? Маршалл?

— Да. Шантаж шантажом, а я продолжаю думать, что всесвидетельствует против него. К тому же, его поведение… Нет, его поведение мнене нравится.

— Я допускаю это, — суховато ответил Пуаро. — Но можно вестисебя странно и не быть преступником!

— Значит, вы верите в его невиновность?

— Я не хочу этого утверждать.

— Посмотрим, что останется от его алиби после того, какКолгейт проверит эти напечатанные страницы, — заключил Уэстон. — А пока можемпоговорить с горничной. От ее показаний зависит многое.

Горничная была расторопной тридцатилетней женщиной. Навопросы она отвечала с легкостью. Капитан Маршалл поднялся к себе немногимпозднее половины одиннадцатого. Она убирала у него в номере, и он попросил еекак можно быстрее закончить. Она не видела, как он вернулся, но чуть позжеуслышала стук пишущей машинки. Было примерно без пяти минут одиннадцать, и онанаходилась в это время в номере мистера и миссис Редферн. Затем она пошлаубирать у мисс Дарнли, в конце коридора. Оттуда ей не было слышно машинку. Еслией не изменяет память, она вошла в номер мисс Дарнли сразу же послеодиннадцати. Помнит, что на пороге ее комнаты она услышала, как колоколаЛезеркомбской церкви пробили одиннадцать часов. В четверть двенадцатого онаспустилась выпить чашку чая и перекусить. Потом пошла убирать в другое крылоотеля.

По просьбе Уэстона горничная рассказала, в каком порядке онаубирала комнаты на втором этаже: сначала номер мисс Линды, потом две общиеванные, потом номер миссис Маршалл, номер капитана, номер мистера и миссисРедферн и, наконец, номер мисс Дарнли. Во всех номерах есть ванные, кромекомнат капитана Маршалла и его дочери. Разумеется, она убирала и ванные.

Нет, когда она находилась в номере мисс Дарнли, она неслышала, чтобы кто-нибудь прошел по коридору или спустился по наружнойлестнице. Но она не думает, что услышала бы тихие шаги.

Затем Уэстон стал задавать вопросы о миссис Маршалл.

Нет, обычно она рано не вставала, и Глэдис Нарракот — такзвали горничную — удивилась, найдя дверь открытой и увидев, что миссис Маршалспустилась чуть позже десяти часов. Это был совершенно исключительный случай.

— Миссис Маршалл всегда завтракала в постели? — спросилУэстон.

— Да, сэр, всегда. Это был не очень плотный завтрак: чашкачая, немного апельсинового сока и сухарик. Как и большинство других дам, онасоблюдала диету…

Нет, она не заметила ничего необычного в поведении миссисМаршалл. Она была такой же, как всегда.

— Что вы думаете о ней? — вкрадчиво спросил Пуаро.

Она смутилась и недоуменно взглянула на него.

— Да разве мне об этом судить, сэр? — застенчиво ответилаона.

— Нет, вы должны об этом сказать. Нам очень интересно знатьваше мнение.

Глэдис обратила свои умоляющие глаза на начальника полиции,который старался сделать вид, что одобряет вопрос Пуаро, хотя в глубине души оннаходил методы своего иностранного коллеги довольно странными.

— Да-да, Глэдис, — подтвердил он. — Это нас интересует.

Пальцы горничной нервно теребили ткань набивного платья.

— Ну, если вам угодно… Миссис Маршалл… не была настоящейледи. Вы понимаете, что я хочу сказать? Она больше походила на актрису.

— Но ведь она и была актрисой, — заметил Уэстон.

— Вот я тоже и говорю, сэр. Она всегда делала, что хотела.Если ей не хотелось быть вежливой, то она себя не утруждала. Это, правда, немешало ей через две минуты опять начать улыбаться! Но если что-то было не так,если я запаздывала на ее звонок или если ее белье еще не вернулось из стирки,то она становилась злой и грубой. Нельзя сказать, что слуги любили ее. Ноодевалась она в красивые туалеты, и сама она была очень красивая. Вот ею ивосхищались…

— Мне бы не хотелось задавать вам этот вопрос, но он для насважен: какие отношения были у нее с мужем?

Глэдис Нарракот заколебалась и в свою очередь спросила:

— Вы же не думаете, сэр, что… это он ее убил?

— А вы? — живо спросил Пуаро.

— Никогда в жизни! Он такой воспитанный джентльмен! Да чтобыкапитан Маршалл сделал подобную вещь? Ни за что в жизни! В чем, в чем, а в этомя уверена!

— Да, но вы не абсолютно уверены в этом! Я слышу это в вашемголосе…

— Я знаю, — смущенно произнесла она, — о таких вещах пишут вгазетах. Это называется убийство из ревности… Конечно, между ней и мистеромРедферном что-то было, об этом только и судачили! Миссис Редферн такая приятнаяледи… Вот уж верно, что ей не посчастливилось! Да и мистер Редферн тоже такойобходительный джентльмен!.. Только вот говорят, что мужчины сами на себястановятся непохожи, когда они встречают такую женщину, как миссис Маршалл!..Она-то уж знала, чего хочет! Женщины ведь на многое закрывают глаза…

Она вздохнула, заколебалась и сказала:

— Вот если бы капитан Маршалл узнал, что тут происходит насамом делать…

— Так что же?

— Мне часто казалось, что миссис Маршалл боялась, как бы онне узнал все.

— Почему вы так думаете?

— Я ничего не могу сказать точно. Просто у меня было такоевпечатление! Иногда мне казалось, что она… да, что она его боялась. Это оченьдобрый джентльмен, но, как говорят, на нем не поездишь!

— Ваше впечатление, надо полагать, не основано ни на какихконкретных фактах?

Она отрицательно покачала головой.

— Что ж, — вздохнул Уэстон, — перейдем к письмам, которыемиссис Маршалл получила сегодня утром. Сколько их было?