Понемногу Митридат обвыкался в огромном дворце, которыйстрочка за строчкой, страница за страницей раскрывал перед ним книгу своихбесчисленных тайн. Конечно, не всю, а лишь малую ее часть, ибо постичь сейогромный каменный фолиант во всей его необъятности навряд ли было под силусмертному человеку, хоть бы даже и самому дворцовому коменданту. Проживи столет под гордыми сводами — и то всего не узнаешь. После заката Версаля на всейземле не было чертогов великолепней и просторней этих.

Для изучения дворца Митя предпринимал экспедиции: сначала вближние пределы — в соседние залы, в висячие сады, на хоры. Потом все дальше идальше. Со временем выяснилось, что Зимний полон не только прекрасных картин сизваяниями, а также всяких несчитанных богатств, но еще и роковых опасностей. Удворца явно была своя потайная жизнь, своя живая душа, и душа недобрая,желающая новичкам зла и погибели.

На седьмую ночь после Митиного вселения приключилосьнеобъяснимое, зловещее событие. Лежал он ночью в необъятной высоченной кровати,на которую можно было вскарабкаться только по лесенке, и смотрел на бронзовуюлюстру. Не то чтобы смотрел — чего на нее смотреть, когда она уже вся вдоскональности изучена, — просто пялился вверх, а там, наверху, как раз ирасполагалась люстра. Спать не хотелось. Государыня требовала, чтобы ребенкаукладывали в десять, и читать ночью, не дозволяла, якобы от этого здоровьювред. Он пробовал объяснить, что ему для зарядки энергией довольно и трехчасов, но царица, как обычно, толком не слушала. Так что хочешь — не хочешь, алежи, думай.

Тяжеленная люстра изображала Торжество Благочестия: самоБлагочестие в образе бородатого старца располагалось посередине, а по краямвели хоровод певцы с кимвалами и арфами.

Лежал, размышлял о том, как преобразовать правосудебноеустройство, чтобы судьи судили честно, властей не боялись и от истцов сответчиками подношений не брали. Задачка была не из простых, не для ночногоума, и Митя сам не заметил, как задремал, но, видно, ненадолго и некрепко.Проснулся оттого, что показалось, будто скрипнула дверь. Потом услыхал легкийшорох — как бы рвется что-то. Похлопал глазами, пытаясь сообразить, что бы этомогло быть. На бронзовом круге люстры тускло мерцал отсвет заоконного фонаря.Вдруг блик шевельнулся — сначала покачался, потом двинулся книзу, с каждыммигом разрастаясь и ускоряясь. Не столько уразумев, сколько почувствовав, чтолюстра падает, Митя выкатился из под одеяла на пол. Зашиб локоть, но, если бпромедлил еще пол-мгновения, упавшая махина оставила б от него кучку фарша ипереломанных костей. От удара у кровати подломились толстые ножки, а ложе всередине треснуло пополам.

После, когда стали разбираться, выяснилось, что лопнуливолокна веревки, на которой опускают бронзовое чудище, чтоб зажигать свечи.Лакея, который к светильникам приставлен, государыня сгоряча велела занебрежение прижечь клеймом и сослать в Сибирь, но после сжалилась, приказалатолько немножко посечь и отдать в солдаты.

Митя тогда не очень-то и напугался — отнес за счет дурногонрава Дворца, от которого можно ожидать всякой каверзы. Но прошла еще неделя, идело предстало в совсем ином свете.

К тому времени экспедиции по изучению каменного исполинадостигли подвала, где находились кладовки и кухни. Провизия, равно как и ееприготовление, Митридата не интересовали, но за винным погребом обнаружилосьлюбопытное местечко — старый, выложенный камнем колодец, очень возможно, чтооставшийся еще от прежней постройки. Раньше, пока не провели трубы, из него,наверное, брали воду для кухонных надобностей, теперь же он стоял заброшенный.Колодец был неглубокий, до воды не дальше полу сажени (земля-то в Петербургетопкая, до почвенных вод всегда близко). С четырех сторон — каменные ступеньки,чтоб поваренку сподручней наклониться, бадейкой на палке зачерпнуть воды.

Раз колодец простаивал без пользы, Митя решил приспособитьего для химического опыта — выращивания кристаллов медного купороса. Местохолодное, без ненужных испарений. Спустил на веревках две стеклянные банки спересыщенным раствором, в одной обычная нитка, в другой шелковая. Раза по трина дню бегал проверять — не появились ли кристаллы.

23 февраля, в пятницу, с утра, в первой банке началсяпроцесс. На суровой нитке явственно посверкивали синие крупицы. Ура!

Митя спустил банку обратно. Свесился, чтобы поднять вторую,но тут чья-то сильная рука схватила его за фалду, другая подцепила за воротники швырнула головой вниз. Краем глаза он успел заметить зеленый рукав с краснымобшлагом, а в следующий миг плюхнулся в черную ледяную воду.

Вынырнул в темноте, задыхаясь и отплевываясь. Сталбарахтаться. Пробовал кричать, и в каменном квадрате крик отдавался гулко, нона кухне нипочем не услыхали бы — далеко, да и шумно там. Кабы не веревки, накоторых были подвешены склянки, в два счета пошел бы ко дну, ибо, хоть Митя ипревзошел математическую науку, понял строение материи и изрядно знал пофилософии, плавать не умел — недосуг было научиться.

Да и веревки, в которые он намертво вцепился, спасли бы егоненадолго. Через минуту-другую пальцы закоченели, стали разжиматься. Счастьевеликое, что вице-кох за вином шел и писк из колодца услыхал, иначе непременноопечалил бы Митридат Карпов родителей и матушку-государыню.

Вице-кох мальчонку вытащил, первым делом надавалподзатыльников — не лезь куда не ведено, — а после дал хлебнуть вина, раздел,шерстяной варежкой натер и в два фартука укутал. Митя на несправедливыеподзатыльники и ругань не обиделся. Поцеловал драчуну за спасение руку,объяснять ничего не стал.

Потом, укутанный уже не в фартуки, а в медвежье одеяло,лежал у себя в спальне, производил умственный анализ случившегося.

Тут уж на злобность дворца грешить не приходилось, налицобыл человеческий умысел. Кто то хотел истребить государынина воспитанника итолько чудом не преуспел в своем намерении.

А мудреного анализа и не понадобилось.

У кого зеленый с красным мундир? У Преображенского полка.

Митя дернул за звонок, велел камер-лакею узнать, какойсегодня караул во дворце. Оказалось, точно, Преображенский. Командир —капитан-поручик Пикин. Как Митя это имя услыхал, снова его затрясло, но уже неот холода. Стал дальше размышлять, вспомнил и про упавшую люстру.

Наскоро оделся — сам, без камердинера. Прокрался вкордегардию, где журнал караульных дежурств. Подождал у двери, пока сержантотправится посты проверять, и заскочил внутрь. Кто неделю назад, 16 февраля,тоже в пятницу, дежурил? Так и есть: капитан-поручик Андрей Пикин. Зря,выходит, лакея в солдаты отдали. Да и ночной скрип объяснился. Прокрался злодейв спальню, подрезал ножиком или еще чем волоконца на веревке, да и был таков, аостальное тяжесть люстры довершила.