Тот, последний путь он уже никогда не могвспомнить. Колыхались впереди немецкие спины, болтались из стороны в сторону,потому что шатало Васкова, будто в доску пьяного. И ничего он не видел, кромеэтих четырех спин, и об одном только думал: успеть выстрелить, если сознаниепотеряет. А оно на последней паутинке висело, и боль такая во всем теле горела,что рычал он от боли той. Рычал и плакал: обессилел, видно, вконец.

И лишь тогда он сознанию своему оборватьсяразрешил, когда окликнули их и когда понял он, что навстречу идут свои.Русские…

…Привет, старик!

Ты там доходишь на работе, а мы ловим рыбешкув непыльном уголке. Правда, комары проклятые донимают, но жизнь все единорайская! Давай, старик, цыгань отпуск и рви к нам. Тут полное безмашинье ибезлюдье. Раз в неделю шлепает к нам моторка с хлебушком, а так хоть телешомвесь день гуляй. К услугам туристов два шикарных озера с окунями и речка схариусами. А уж грибов!…

Впрочем, сегодня моторкой приехал какой-тостарикан: седой, коренастый, без руки и с ним капитан-ракетчик. Капитанавеличают Альбертом Федотычем (представляешь?), а своего старикана он именуетпосконно и домотканно — тятей. Что-то они тут стали разыскивать — я не вникал…

…Вчера не успел дописать: кончаю утром.

Здесь, оказывается, тоже воевали… Воевали,когда нас с тобой еще не было на свете.

Альберт Федотыч и его отец привезли мраморнуюплиту. Мы разыскали могилу — она за речкой, в лесу. Отец капитана нашел ее покаким-то своим приметам. Я хотел помочь им донести плиту и — не решился.

А зори-то здесь тихие-тихие, только сегодняразглядел.