Настя удрученно рассматривала кофейный осадок в своей чашке.Ничего у нее не вышло. А ведь она была изначально уверена, что уговорит Татьянубез малейшего труда. В чем же дело? В том, что она совсем мало знает женусвоего давнего приятеля Стасова и не смогла найти нужных слов, подобрать ключикк ее характеру? Или в том, что она вообще утратила способность искать эти нужныеслова и ключики, потому что инстинктивно старается говорить как можно меньше имаксимально сокращать время общения с другими людьми? Неужели пережитый зимойстресс так мощно ударил по ее профессионализму? Кошмар. С этим надо что-тоделать. Не уговорить писателя выступить по телевидению! И не какого-то чужого,незнакомого писателя, а человека, которого знаешь целых четыре месяца лично, даеще полтора года по рассказам Стасова. Это же надо совсем ничего не уметь,чтобы не выполнить такую простейшую задачу!

– Ладно, – грустно сказала она, – я поняла, научастие в передаче ты ни за что не согласишься. А что мне ответить Дороганю?

– Кто такой Дорогань? – тут же встрял ревнивый Стасов.

– Продюсер. Хочет снимать фильмы по Таниным книгам и проситее написать сценарий, – пояснила Настя.

– Я уже все объяснила, – чуть раздраженно сказалаТатьяна. – Мне нужно закончить книгу. Пока книга не будет дописана,никаких сценариев. А потом можно будет вернуться к этому разговору, если твойДорогань не остынет.

Настя решила больше ни на чем не настаивать. В конце концов,Дорогань ей был нужен только для проталкивания Татьяны в программу к Уланову вкачестве писательницы. Если же Таня отказывается, то и интересы кинопродюсераНастя отстаивать не будет.

Посидев для приличия еще минут двадцать, она распрощалась ипоехала домой.

* * *

С Лутовым я познакомился примерно месяц назад, когда ОксанаБондаренко готовила передачу об очередном кризисном центре. Центров этихнаплодилось в последние годы видимо-невидимо, из всех щелей повыползалимилосердные доморощенные психологи, жаждущие помочь людям, попавшим в тяжелуюжизненную ситуацию и намеревающимся свести счеты с опостылевшим бытием. Гостемпрограммы был, собственно, руководитель такого центра, а Лутов пришел вместе сним на запись в качестве ходячей моральной поддержки.

Перед записью я, как и полагалось, минут сорок простопотрепался с гостем и его сопровождающим, Оксана поила нас кофе с пирожными, ая, что называется, «устанавливал контакт». И только к тому моменту, когда порабыло идти в студию, я вдруг понял, что сам гость мне совершенно не интересен, авот его сопровождающий, среднего роста мужчина с абсолютно лысым черепом,слегка горбатым носом и глубокими серыми глазами, меня буквально заворожил. Всевремя, пока шла запись, я думал только о том, что в этом мужике такогоособенного. И сразу же после окончания беседы перед камерой я пригласил ихобоих выпить еще кофе. Оксана, помнится, кинула на меня изумленный взгляд:такое раньше не практиковалось. После записи мой гость (я даже не удосужилсязапомнить его фамилию, до такой степени он был мне безразличен) как-то приутих,видно, осознал, что свой долг перед Отечеством он выполнил и больше от негоничего не требуется, а Лутов, напротив, активно включился в разговор. Онпоказался мне человеком необыкновенно доброжелательным, но самое главное – онобладал тем, что многие называют магнетизмом. Я совершенно не мог противитьсяего обаянию, и, когда он улыбался мне, я как дурак непроизвольно растягивалгубы в ответной улыбке и чувствовал себя абсолютно счастливым. Мне отчего-тоужасно хотелось заслужить его похвалу, и я ощущал себя рядом с ним маленькимшкольником, отвечающим урок любимому учителю, которого я боготворю.

Когда передача была смонтирована, Оксана, как обычно,пригласила руководителя кризисного центра на просмотр, и я волновался, какребенок: придет ли он один или снова с Лутовым. И, увидев их вместе,обрадовался, как юнец, дождавшийся свою девушку на углу у телеграфа. На этотраз Лутов понравился мне еще сильнее. Собственно, гостя программы я наглоспихнул Оксане и режиссеру, пусть смотрят, что получилось, и вносят поправки,от меня уже ничего не требуется, ну, может быть, дописать какой-нибудь кусочек,но это решаю не я, а опять же режиссер. Я вцепился в Лутова, как нищий в прохожего,стараясь выглядеть умным и образованным и периодически ловя себя на том, чтозаискивающе заглядываю ему в глаза.

Мне показалось, что Лутов тоже ко мне проникся чем-тодружеским, потому что стал рассказывать о кризисном центре кое-какие подробности,не прозвучавшие во время записи. Сами подробности меня мало интересовали, но оннесколько раз обмолвился, что, дескать, человеку с моими данными кудаинтереснее и полезнее работать у них, чем прозябать в сомнительнойтелевизионной программе. Под «моими данными» он подразумевал умение спокойно идоброжелательно разговаривать с людьми, показывая им, что они на самом деленамного умнее и интереснее, чем думают о себе сами.

– После беседы с вами у человека повышаетсясамооценка, – говорил он, – а для пациентов нашего центра это,пожалуй, самое главное. Помочь человеку взглянуть на себя другими глазами – этои есть тот ключ, при помощи которого мы открываем ему дверь, и он получаетвозможность выйти из того угла, куда сам себя загнал.

– Я могу расценивать ваши слова как приглашение наработу? – пошутил я.

Лутов тогда посмотрел на меня очень серьезно и кивнул.

– Безусловно. Правда, если вы надумаете бросить телевидениеи стать членом нашего коллектива, вам придется принять наш образ жизни. Онможет вам совсем не понравиться.

Тогда, месяц назад, я еще был жив, и живы были Витя сОксаной, я еще любил Вику и не помышлял о том, чтобы бросить телевидение,поэтому предложением Лутова не заинтересовался. Но сам этот лысый горбоносыйчеловек притягивал меня как магнит. Я бы с огромным удовольствием послалподальше всех своих друзей-приятелей, если бы взамен получил одного такогодруга, как Лутов. Умного, спокойного, надежного, не перекладывающего на тебясвои бесконечные мелкие проблемы. Что-то в нем было такое… Даже словами невыразить.

В третий раз мы встретились с ним после того, как записьпередачи прошла в эфире. Я, честно признаться, был сильно удивлен тому, чтоЛутов захотел повидаться со мной. Витя Андреев вел дела таким образом, что нашигости как-то не пылали желанием встречаться с нами после передачи. Вероятно,они испытывали к нам некую смесь благодарности и отвращения. И звонок Лутоваповерг меня в недоумение. Правда, надо признаться, радостное. Я догадывался,что он собирался мне сказать, но от него готов был выслушать даже это.Почему-то мне казалось, что от такого человека, как Лутов, можно принять любуюкритику, даже самую нелицеприятную. Короче, я согласился встретиться с ним втом самом заведении, где мы с Викой любили пить кофе и где я на днях увидел еес любовником.

К моему удивлению, Лутов не произнес ни слова по поводупрограммы. То ли делал вид, что не знает, то ли и в самом деле не знал, хотямне это казалось маловероятным. Разговор у нас пошел совсем о другом.