Я слушала ее, а сама думала только о том, как бы поближепознакомиться с тетей Марой, да так, чтобы иметь возможность зайти к ней вгости уже без Катерины. С этой точки зрения обилие кульков радовало менячрезвычайно. Я сильно на них рассчитывала и, завидев знакомые ворота, сготовностью спросила:

— Справишься или помочь?

— Лучше помоги, — обрадовалась Катерина, — заодно и с теткойтебя познакомлю.

— Я остаюсь в машине, — доставая сигарету, предупредилаИванова. — И если не вернетесь через пятнадцать минут, обязательно уеду.

Катерина отнеслась к ее предупреждению халатно ирасположилась у родственницы основательно. Она потратилась на кульки и,намереваясь восстановить равновесие, жадно впитывала тетушкины дифирамбы. Мнеочень быстро надоело слушать про Катеринины доброту и щедрость, и я попыталасьперевести разговор на интересующую меня тему: на сына Павла. Удалось со второйпопытки. Если бы не мешала Катерина, удалось бы и с первой, но она нахальновыскакивала вперед. Я укрепилась во мнении, что надо нанести тете Маре еще одинвизит и дать любящей матери отвести душу в разговорах о сыне без эгоистичнойКатерины. Тем ни менее я узнала, что цветущая красная герань, стоящая натумбочке возле кровати, — подарок Павла.

— Павлуша подарил мне сегодня утром, — похвасталась тетяМара.

Я с большим трудом удержалась, чтобы не крикнуть: “Да она жемасючкина!” Слава богу хватило ума промолчать, но на остальные предметы в домея смотрела уже с подозрением. Что еще здесь от Павла? Наверняка ворованное.

Как только Катерина осознала, что дальнейший разговор пойдетне о ней, тут же заспешила, якобы вспомнив об угрозах Ивановой. Пришлосьограничиться информацией о герани. Последнее, что я увидела, выходя из комнаты,блаженное лицо тети Мары: она нюхала цветок герани, как будто у него естьзапах.

Такой я и запомнила эту старушку.

Глава 14

Иванова не уехала, но рвала и метала. Об этом мы узнали, неподходя к машине. Из “Хонды” рвались клубы дыма, смешанные с матом.

— Больше мне делать нечего, как навещать тетю Мару! — сходунабросилась она на нас. — Меня ждут сорок студентов, шесть доцентов и трипрофессора, а я жду двух идиоток!

— Хорошо, что напомнила, — заметила я, помахивая дверцейавтомобиля, поскольку в салоне сигаретный смрад был такой, что легкие сразумогли отвалиться. — Ты профессор медицины, а тетя Мара больна. Нет у тебяникакого профессионального интереса.

Иванова обмякла.

— А что с ней? Надо что-то отрезать?

— Скорей “пришить”, — сказала я, имея ввиду бессердечногосына Павла, которого лично я убила бы с величайшим удовольствием.

— Ни отрезать ни пришивать моей тете Маре ничего не надо, —запротестовала Катерина. — У нее радикулит, геморрой, пустой холодильник искука. В остальном она совершенно здорова, особенно для своих семидесяти.

— Холодильник ты наполнила, а геморрой, скука и радикулитвполне аристократические болезни, — успокоила свою совесть Иванова.

Мне уже было не до них. Мысленно я унеслась в завтрашнийдень, поскольку на сегодняшнем смело можно было ставить жирный крест: времениосталось — доехать до дачи, поужинать и… спать. Конечно, если Иванова снова неорганизует пьянку, участвовать в которой я не ощущала склонности.

Как я и предполагала, на дачу мы приехали к ужину. По дорогеКатерина вспомнила, что в доме нет ни крошки хлеба и потом минут сорок хвасталапродавщице как дешево она купила брючный костюм, туфли, платье и особенно халатс двумя блузками, свитером и жилетом. Я стояла рядом и слушала, закатывая глазав сторону “Хонды”. Там психованная Иванова яростно дымила “Кентом” и былапохожа на извергающийся вулкана. Когда нервы Ивановой, изрядно истрепанные ещететей Марой, не выдержали, она выскочила из машины, ворвалась в хлебный магазини пинками вытолкала оттуда Катерину.

— Остальное она расскажет завтра, — любезно успокоила япродавщицу и отправилась к “Хонде”.

На даче нас ждал взбешенный Виктор с куском заветреннойколбасы в зубах.

— Видите? Видите, что творится? — гневно вопросил он, невытаскивая колбасы из зубов. — С четырех часов сижу здесь, как идиот, ждуродную жену, усталый, голодный, в доме ни крошки хлеба и пустой холодильник.Сказала бы что надо, я бы давно привез, а как ей дашь, так пропадут вместе. Этоможно было бы понять, но совсем не хватает нервов, а кто не бывал в такомдерьме? Это ж каждому ясно, тем более когда такое, что и сам не пойму! — и онбеспомощно развел руками, по-прежнему не выпуская изо рта колбасы.

— Что случилось? — удивилась Иванова. — И почему тызаговорил, как Черномырдин?

— Действительно, действительно, — поддержала ее Катерина. —Почему ты так заговорил?

— Потому что жрать хочу, а украсть негде! — ответил Виктор иобратился к нам: — Теперь вам ясно, почему я не хочу давать ей денег?

Мы с Ивановой очень прочувствованно ответили хором:

— Ясно!

— Никому ничего не ясно, — на всякий случай возразилаКатерина, но лучше бы она промолчала.

Виктор побелел, кусок колбасы выпал на пол и все началосьсначала. Мы с Ивановой изрядно устали и были голодны не меньше Виктора, поэтомув скандале принимать участие не захотели. Пока эти сумасшедшие бегали постоловой, грозясь друг из друга сделать то бульдога, то персидского кота, мы сИвановой разбирали сумки и ушли в это дело с головой.

— Нарежем буженинки? — интересовалась я.

— И почисть селедочку, — не возражала Иванова.

Когда до Виктора дошло, чем мы так увлеченно занимаемся, онуспокоился, перенес разборки на более подходящее время и, давясь слюной, подключилсяк нам. Катерина тоже мешкать не стала. Она надела фартук и энергично взялась задело. Через пятнадцать минут мы дружно работали челюстями и ни о каких ссорахне могло быть и речи.

— Надо посоветовать Алисе, — шепнула я Ивановой, подцепливаяна вилку селедку, — написать реферат о роли буженины в семейном микроклимате.

— Твоя Алиса хреновый психолог, — расправляясь с приличнымкуском балыка, возразила Иванова. — Посоветуй лучше Нелли.

— Нелли не лучше, — пошла я на спор, собираясь выдвинутьнеопровержимый аргумент, но в этот момент взгляд мой упал на сервировальныйстолик, стоящий рядом.

На нем лежал “мобильник”, оставленный утром Людмилой. Ятолкнула Иванову в бок и спросила, кивая на “мобильник”:

— Он что, все время был здесь?

Иванова несла в рот вилку с горой корейской морковки, да таки застыла, не закрыв рот. С минуту в ней шла сложная работа мысли, после чегоона выстрелила вопрос: