Если письма писала мисс Джонсон, это многое объясняет. Божеупаси, я ни на минуту не заподозрила ее в убийстве. Но я допускала, что,испытывая неприязнь к миссис Лайднер, она могла поддаться искушению.., ну,нагнать на нее страху, что ли, попросту говоря.

Возможно, она надеялась таким способом отвадить миссисЛайднер от раскопок.

Когда же миссис Лайднер убили, мисс Джонсон стала нестерпимомучиться угрызениями совести, прежде всего из-за непростительной жестокостисвоего поступка. Кроме того, она поняла, что ее письма сыграли на рукунастоящему убийце, отведя от него подозрения. Нечего и удивляться, что она былав полной прострации. Уверена, у нее на самом деле добрейшая душа. Теперьпонятно, почему она так ухватилась за мои слова “чему быть, того не миновать” и“ничего тут не попишешь”.

А ее многозначительная реплика “Луиза была дурная женщина”?Бедняжка! Она пыталась оправдать себя!

Как мне теперь поступить — вот вопрос, который вставалпередо мною.

Я не находила себе места, пока не решилась рассказать обовсем мосье Пуаро при первом же удобном случае.

Он приехал на следующий день, но мне никак не удавалосьпоговорить с ним с глазу на глаз.

Но, когда наконец мы остались одни, не успела я собраться смыслями, как он наклонился ко мне и шепотом проговорил:

— Я собираюсь побеседовать в гостиной с мисс Джонсон. Идругими, вероятно, тоже. Ключ от комнаты миссис Лайднер все еще у вас?

— Да.

— Tres bien. Подите туда, затворите дверь и крикните.Вернее, вскрикните. Понимаете, мне надо, чтобы вы вскрикнули, как бы отнеожиданности. Душераздирающего визга не требуется. Если вас услышат,придумайте что-нибудь. Скажите, что свернули ногу… Словом, что хотите.

В этот момент во двор вышла мисс Джонсон, и наш разговороборвался.

Я поняла, что нужно было от меня мосье Пуаро. Как только онис мисс Джонсон вошли в гостиную, я направилась к комнате миссис Лайднер,отперла ее, вошла и притворила за собой дверь.

Чувствовала я себя, надо сказать, дура дурой. Стоять впустой комнате и орать ни с того ни с сего! Да еще неизвестно, с какой силойнадо кричать. Для начала я довольно громко издала звук “О”, потом еще громче“О-о”, потом потише “О-о-о”.

Проделав все это, я вышла во двор и приготовиласьоправдываться тем, что “свернула” (надо полагать, мосье Пуаро хотел сказать“подвернула”) ногу.

Однако оправдываться не пришлось. Пуаро и мисс Джонсонпреспокойно продолжали беседовать.

Так, подумала я, теперь все ясно. Или мисс Джонсон простопоказалось, или тут что-то не то.

Мешать их разговору мне не хотелось. Я села в шезлонг наверанде. Их голоса доносились до меня.

— Видите ли, вопрос очень деликатный, — говорил Пуаро. —Доктор Лайднер, очевидно, обожал жену…

— Он ее боготворил, — поддакнула мисс Джонсон.

— Он говорит, что все в экспедиции любили ее. А что имостается? Естественно, они соглашаются. Из вежливости. Из приличия. Может, ониговорят правду. А может, и нет! Убежден, мадемуазель, ключ к разгадке лежит вхарактере миссис Лайднер. Знай я мнения — искренние мнения — всех членовэкспедиции, я мог бы воссоздать всю картину преступления. Честно говоря, дляэтого я и приехал сегодня. Доктор Лайднер в Хассани. Поэтому я могу спокойнопоговорить со всеми и попросить их помощи.

— Это все так… — начала было мисс Джонсон.

— Только прошу, без ваших британских cliches[27], —взмолился Пуаро. — Ни слова о крикете и о футболе, о том, что о мертвых илихорошо, или ничего… Enfin[28], ни слова о лояльности! Ничего более пагубногодля расследования преступления я не знаю! Лояльностью пользуются, чтобы скрытьправду.

— Никакой особой лояльности по отношению к миссис Лайднер уменя нет, — сдержанно сказала мисс Джонсон. Однако в голосе ее проскальзывалаязвительность. — Доктор Лайднер — другое дело. А Луиза.., в конце концов, онабыла его женой.

— Вот именно.., именно. И вы не хотите плохо говорить о женевашего шефа. Понимаю. Однако петь ей дифирамбы тоже не следует. Не забывайте, —речь идет о жестоком убийстве. Если вы будете убеждать меня, что миссис Лайднер— ангел, принявший мученическую смерть, то вы отнюдь не облегчите мне задачу.

— А я и не собираюсь уверять вас, что она ангел, — сказаламисс Джонсон еще более язвительным тоном.

— Тогда скажите мне откровенно, что за человек была миссисЛайднер.

— Гм! Хотелось бы сразу предупредить вас, мосье Пуаро. Я необъективна. Я.., все мы.., преданы доктору Лайднеру. Когда появилась миссисЛайднер, мы стали ревновать к ней доктора. Нас возмущало, что она посягает наего время и внимание. Преданность, которую он ей выказывал, раздражала нас. Яговорю правду, мосье Пуаро, пусть это и не доставляет мне удовольствия.Присутствие на раскопках миссис Лайднер приводило меня в негодование… Да,признаюсь в этом. Правда, я старалась не подавать виду. Понимаете, мы слишком чувствовалиразницу.

— Вы? Кто вы?

— Мистер Кэри и я. Видите ли, мы с ним здесь старожилы. Инам не нравились новые порядки. Наверное, это естественно, хотя исвидетельствует, может быть, о нашей суетности. Но все действительноизменилось.

— Что же именно?

— О, все. Прежде мы были так дружны. У нас всегда быловесело, мы много шутили, смеялись, как это в обычае у тех, кто долго работаетвместе. Доктор Лайднер держался так непринужденно.., совсем как мальчишка.

— А потом явилась миссис Лайднер и все испортила?

— Знаете, я думаю, это не ее вина. Ведь в прошлом году былоне так уж и плохо. Поверьте, мосье Пуаро, дело не в ней. Она всегда так милодержалась со мной.., удивительно мило. Именно поэтому временами мне бываетнестерпимо стыдно. Не ее вина, что всякие пустяки, которые она говорила илиделала, так раздражали меня. Право, она была на редкость обаятельна.

— И тем не менее в этом году все пошло по-другому.Обстановка изменилась, так ведь?

— О, совершенно. Право, я не понимаю, в чем дело. Но всеидет из рук вон плохо. Нет, не работа.., я говорю о нас, о нашем настроении. Мывсе на грани срыва. Знаете, так бывает, когда приближается гроза.

— И вы приписываете это влиянию миссис Лайднер?

— Ну, как сказать… Ничего подобного ведь не было, пока онане появилась, — сухо сказала мисс Джонсон. — Нет, видно, я просто стараябрюзга. И консервативная к тому же — терпеть не могу перемен. Право, мосьеПуаро, не стоит обращать на меня внимания.