Одним словом, герцог был ему решительно необходим. Особенноесли учесть, что нужно было в самом скором времени грамотно составить еще одинпроект, самый грандиозный из всего, что Сварог до того Лемару поручал.И сейчас уже можно говорить, что никто, кроме Лемара, с этим не справится.Какое уж тут уголовное преследование или немилость… Придется стиснуть зубы итерпеть.

Он подумал с грустью, что ничего почти не осталось от егобылых прекраснодушных мечтаний, с какими вступал на свой первый трон. Мечтанияэти лишены были четкости деталей, он попросту размышлял, что править будетсправедливо и милосердно, что сподвижниками его станут благородныебессребреники и прекраснодушные идеалисты, мудрые книжники и народныезаступники. Нечто в этом роде.

Увы, жизнь не оставила камня на камне от этих абстракций. Нуразумеется, при нем состояли и мудрые книжники вроде Анраха, и честные,романтичные мальчишки вроде Элкона и юного герцога Бресингема…

Но на них нельзя было полагаться в главном. Всемидоставшимися ему землями следовало управлять жестко и круто, без тени идеализмаи романтики – и вот тут бесценными для него оказались совсем другие кадры,вроде Интагара, герцога Лемара, Старой Матушки с ее пытошными и виселицами вТрех Королевствах. Самое печальное, пожалуй, в том, что он давным-давноубедился: в этом мире и с этим народом иначе нельзя. Быть может, в далеком будущем,когда смягчатся нравы и излечится от многих пороков род человеческий, кто-то,пришедший на его место, начнет править совершенно иначе. У трона непротолкнуться будет от романтиков, идеалистов и бессребреников, денно и нощноозабоченных трудами на благо человечества – а подданные, в свою очередь,перестанут воровать и тунеядствовать, подделывать монету и нарушать межи… Бытьможет. Одно Сварог знал совершенно точно: сам он до этой прекрасной поры ни зачто не доживет, даже учитывая дарованное ему долголетие… И надеятьсянечего. Так что придется стиснуть зубы и терпеть далее, успокаивая себянехитрой мыслью: как ни крути, а кое-что для людей все же делается, помаленькуотменяем самые одиозные установления прошлых лет, налоги облегчаем, даем массувозможностей проявить себя на целине… простите, в Трех Королевствах…

Вызывать Лемара и разносить в пух и прах нет никакогосмысла, Сварог давно оставил эти попытки. Герцог, как обычно, с самым невиннымвидом, со слезой в глазах будет уверять, что все это – клевета завистников ипроиски врагов, и будет при этом так благообразен, убедителен и проникновенен,что поневоле начнешь верить самую чуточку, что все так и обстоит, даже при том,что в ящике стола у тебя лежат доклады, составленные надежнейшими сыщиками.Таково уж злодейское обаяние герцога и недюжинная сила убеждения – не случайнона него до сих пор так и не дала показаний ни одна из обиженных девиц, даже те,что были похищены и с невинностью расстались, мягко говоря, не вполнедобровольно. Родные и близкие – те по потолку бегают, изрыгая проклятия, а вотсами девицы с редкостным единодушием молчат, томно взирая в потолок…

Нельзя, конечно, оставлять пострадавших кладоискателей иродичей опозоренных девиц вообще без компенсации, нужно будет что-нибудь такоепридумать – не оплачивать, понятно, герцогские похождения из королевской казны,что-то другое организовать: выгодный подряд купцу, орденок чиновнику, нечто вэтом духе. А что касаемо самого герцога… Поручить Интагару, чтобы отобралс дюжину надежных тихарей, которые будут пасти его светлость круглосуточно,пресекая, насколько удастся, его новые проказы на стадии подготовки. Помнится,Анрах рассказывал, что один из Баргов нечто подобное испытал на одном из своихбеспутных сынков – и ведь подействовало вроде, своих привычек беспутный принцне поменял и не отринул, но вот в возможностях оказался ограничен резко…

Мысль эта чрезвычайно пришлась по вкусу Сварогу, но развитьее до конкретных планов он не успел – возле двери, под притолокой, деликатнозвякнул золотой колокольчик, оттого, что кто-то в приемной нажал шпенек со всемпочтением.

Он ждал этого звонка – и, не мешкая, вышел в приемную. Тамнесли караул шестеро ратагайцев, Гарайла прислал их Сварогу две дюжины. Народбыл невероятно колоритный: степные табунщики, в остроконечных шапках-мурмалках,отороченных волчьим мехом, с ястребиными перьями, в мягких сапогах, кожаныхштанах и толстенных стеганых кафтанах из ваты и войлока (между прочим, неплохозащищавших не только от звериных клыков, стрел и мечей, но и от мушкетныхпуль), вооруженные короткими мечами, колчанами, набитыми дротиками изнаменитыми своими нагайками – в конец вплетена увесистая свинцоваяблямба, набивший руку человек одним ударом забивает волка, а если понадобится,то и двуногого противника. Или пристукнет муху на стене. Или перехлестнетпополам толстую доску…

Жизнь в Ратагайской Пуште испокон веков была организована навдесятеро более патриархальных началах, чем в Глане. Если в Глане все жепоявилось четкое деление на благородных и простолюдинов, то в ратагайских родахвсе приходились друг другу родственниками. Новые телохранители Сварога всепоголовно были Черному Князю какой-то дальней родней – пусть и седьмая вода накиселе, пятая боковая ветвь в десятом поколении, но значило это чертовскимного. Народ был не просто темный – дремучий. Большинство степняков не то чтоне знали грамоты, но до сих пор на полном серьезе полагали землю плоской, анебесный свод – хрустальным, своих городских соплеменников чуточку презирали зато, что те сидели на стульях, спали на лавках, ели за столом. Однако верныстепняки были, как псы. Попадались и среди них, конечно, мерзавцы, предатели,клятвопреступники и мошенники – но в сто раз меньше, нежели среди городского народа.Таковы уж основы жизни согласно древним правилам.

Сварога эти дикари уважали сразу по нескольким причинам. Иза то, что он, как и полагается богатырю, сверг прежнего снольдерского короля,не оставив его в живых. И за то, что восстановил прежние ратагайские вольностии привилегии, на которые покойничек было покусился. И за то, что Сварогсобственным топором добыл себе во владение Хелльстад. И, наконец, за то,что в гербе у него красовался конь. Для степняков не было животного ближе идороже коня – и не было зверя отвратительнее волка, не зря самые жуткиеругательства у них, оскорбления, которые настоящий мужчина мог смытьисключительно кровью, вертелись вокруг волка и его экскрементов. Отсюда, междупрочим, проистекало, что герцог Орк автоматически становился для степняков непросто врагом, и кровником – и потому, что посягнул на жизнь обожаемого короляСварога, и оттого, что в гербе у него был волк…

Кое-кто во дворце – в том числе и гланцы – втихомолкуобижался на незваных пришельцев, занявших самый ближний круг обороны вокругвенценосной особы, но Сварог недвусмысленно дал понять, что плевал на этишепотки и повелевает недовольным смириться с новшествами. К своей безопасностии в самом деле следовало отнестись посерьезнее – а от одного вида ратагайских головорезовв непосредственной близости становилось уютнее на душе. Тем более что они еще,по сравнению с прочими привилегированными частями, обходились гораздо дешевле –жили в шатрах на одном из просторных задних дворов, кормились не в пример прощеи незатейливее, нежели даже неприхотливые гланцы. Сварогу они принесли присягупо всем степным правилам – каждый поочередно стянул зубами кусок мяса скончика кинжала и добросовестно слопал. Смысл был простой: я отныне ем твоюеду, король, а ежели что, твой клинок меня и покарает…