— Вряд ли следует ожидать столичного мышления отпровинциального полицейского… А вы рискуете опоздать, если не начнетесобираться.

Эндикотт поднялся, поклонился Берте Кул, бегло улыбнулсяУайтвеллу. И вскоре его тяжелая поступь раздалась в коридоре.

Уайтвелл пересек комнату, и звук щелкнувшего дверного замказаставил меня осознать, что его «стратегия» пока что победила.

— А теперь, Лэм, скажите, что сможете предпринять вы?

— Артур, вы вполне можете довериться моему агентству, —вмешалась Берта.

Он даже не повернулся к ней, движением ладони потребовалтишины.

— Расскажите же нам, Лэм…

— Но, Артур.

— Я требую молчания! — резко сказал Уайтвелл.

И неудержимая Берта Кул, к моему удивлению, замолчала.

— Так что вы скажете, Лэм? Чего вы добиваетесь и что высможете предпринять?

— Сначала скажите мне, к чему я должен быть готов?Клейншмидту теперь известно о Корле. Потом… эта девица… Это означает, чтокто-то из Клатмеров подслушивал.

— Девица ошибается. Меня не было рядом с квартирой миссФрамли.

— Мне кажется, девица не лжет.

— И я так думаю, Лэм. Но неужели вы не понимаете, что этозначит? Мы с Филиппом очень похожи. Ей и не нужно было к нему присматриваться.Она просто заметила его, когда он проходил мимо. Если бы сегодня утром здесьприсутствовал Филипп, она бы опознала его. Но его не было. И, конечно, онахотела оказать услугу полиции: она увидела меня, и сходства оказалосьдостаточно. Она не должна видеть Филиппа.

— Она уже опознала вас. И от своих слов не откажется.

— Что ж, дай Бог, чтобы это оказалось правдой. Каковы вашипредположения?..

— Она должна увидеть вас еще несколько раз. Разговаривайте,ходите кругами вокруг нее. И тогда… встретив Филиппа, она примет его засовершенно незнакомого человека.

— Великолепная мысль.

— У Филиппа-то есть хоть какое-то алиби?

— Не знаю, Лэм. Это как раз то, что я хотел бы попросить васвыяснить.

— Нужно ли мне поставить его в известность, что я работаю вэтом направлении?

— Нет. И эту сторону дела я хотел бы с вами оговорить. Вы недолжны его информировать, что работаете над чем-то еще, кроме исчезновенияКорлы Бурк.

— Увы, мистер Уайтвелл, расходы тогда возрастут.

— С этим у вас забот не будет.

Берта Кул выпрямилась в своем кресле.

— Извините меня, джентльмены, но этот вопрос…

Движением руки Уайтвелл вновь отодвинул ее на задний план.Но на сей раз Берта не стушевалась:

— К черту всю эту чепуху! Не воображайте, что кто-то другой,кроме Берты Кул, устанавливает цены в ее агентстве!

Уайтвелл, снова став самим собой, улыбнулся Берте:

— Простите меня, Берта. Никто не пытался действовать безруководителя агентства. Я просто хотел, чтобы Лэм понял, что ему нужнопредпринять — и немедленно.

Берта улыбнулась. В ее голосе разлились мед и патока:

— Знаете, Артур, за дела по убийствам мы берем больше, чемза прочие.

— Насколько ж больше?

Берта посмотрела на меня и кивком указала на дверь.

— Дружок, тебе и впрямь лучше приступить прямо сейчас, —предложила она.

Холод ночи растаял под солнечными лучами, озарившимипустыню. Фасад здания сверкал, белая штукатурка слепила глаза, но жилищеДирборнов оставалось безмолвным и безжизненным.

Я сидел в машине, взятой напрокат, смотрел на дом напротив иждал, впитывая в себя тепло восходящего солнца и стараясь прогнать сонливость.Пытался курить сигареты, но они не бодрили меня, напротив, сняли нервноенапряжение, и я больше расслабился. Прикрыл глаза, спасаясь от невыносимогоблеска, — но не смог поднять свинцовые веки. В приятной дремоте могло пройти идесять секунд, и десять минут. Я очнулся, опустил стекло в кабине и сталглубоко дышать: кислорода, как можно больше кислорода! И думать о том, чтосводило бы с ума!

И вдруг дом ожил. Открылась входная дверь, и вышел ОгденДирборн. Постоял немного, потягиваясь, на крыльце. Я соскользнул с сиденья,прижался телом к полу машины, лишь глаза оставались на уровне дверного стекла.

Дирборн взглянул на небо, потом на узкую полоску газонаперед домом, выпрямился, опять зевнул, — эдакий беззаботный мужчина, простойинженер, пребывающий на федеральной гражданской службе, регулярно получающийчеки к оплате, ведь выборы давно прошли, его партия у власти, и — к чертуналоги!.. Зевающий Дирборн вернулся в дом.

Едва закрывшись, дверь снова отворилась. Вышла ЭлоизаДирборн… Она не из тех, кто бесцельно глазеет по сторонам. Твердыми шагамиЭлоиза направилась к какой-то ясно обозначенной цели.

Я продолжал наблюдать за Элоизой. Пройдя три квартала внизпо улице, она свернула налево — за угол.

Я потихоньку двинулся следом, стараясь держаться в отдалениии ведя машину вдоль кромки тротуара.

Элоиза углубилась в густо застроенный район города. Таммагазинчики стояли тесно, почти касаясь друг друга. Девушка зашла в маленькуюбакалейную лавку.

Я остановился у пешеходной дорожки, выключил двигатель.

Через десять минут она вышла, держа в руках два большихбумажных пакета. Теперь она прошла только полквартала. Отыскала дом с надписьюна входе: «Квартиры для холостяков».

Я выскочил из машины, вбежал в лавочку, купил банкусгущенного молока за десять центов и тоже подошел к меблирашкам. Какая-то теткав халате подметала там вестибюль. Я выставил перед собой банку молока,заискивающе улыбнулся, пытаясь сразу же завоевать ее доверие, и спросил:

— Где я могу найти женщину, которая только что вошла сюда? Сдвумя пакетами в руках?

Уборщица перестала мести пол, подняла глаза, заметила моюбанку молока.

— В чем дело? Она что-то обронила?

— По-видимому, да.

— А… Скорей всего она в квартире 2-А. Вверх по лестнице ипрямо.

Я поблагодарил уборщицу, взобрался по лестнице, подождал,пока стихнет шарканье веника, а затем и щелчок закрывающейся двери. Скатилсявниз, прыгнул в машину, швырнул банку молока на заднее сиденье и помчался ктелефонному пункту.

— Междугородний, — объявил я, — межстанционный вызов. Номердетективного агентства Б. Кул в Лос-Анджелесе. И побыстрей.