Довольно кривоватые ножки украшали ярко-синие лаковые сапогис карикатурно узкими носами. Зеленые бриджи прикрывали часть голенища. Там, гдеу мужчин находится ширинка, торчали блестящие хрустальные пуговицы. Из-подкоротенькой, обтягивающей «вафельной» маечки цвета морской волны выглядывалпупок с продетым в него золотым колечком. Облик довершало длинное, в пол, белоелайковое пальто, расстегнутое и слегка волочащееся по не слишком чистомуредакционному ковру.

Отработанным манерным движением девушка отбросила с лицаспутанные кудрявые пряди и, сверкнув многочисленными перстнями и кольцами,сказала густым басом:

– Ну, Никита, просто хамство с твоей стороны!

В ту же секунду я поняла, что она – мужчина.

– И звини, Вольдемар, – попробовал вывернуться редактор, –занят сейчас.

– А мне положить с прибором на твои занятия, – прогуделпарень и плюхнулся в кресло, – вели кофе подать.

Никита безнадежно взял телефонную трубку.

– Ты почему третий номер подряд про Свету Кикс пишешь? –принялся свариться мужик.

– Ну и что? – отбивался Павлов. – Она публике нравится, поетхорошо…

– Светка визжит, как кошка, которой прищемили яйца, –завопил Вольдемар, тряся кудрями, – правильно?

Его взгляд неожиданно остановился на мне.

– Нет, – сказала я.

– Почему? – искренне удивился бесцеремонный гость.

– У кошки нет яиц, – пояснила я, – на худой конец, можноприщемить ей голову, хвост, лапы, но никак не яйца.

– Умная какая! – взвизгнул мужик.

– Ну, что мне про тебя писать, – осмелел Никитка, –информационного повода нет.

– Ща будет, – пообещал представитель модного течения унисекси, ухватив со стола редактора монитор, жахнул его об пол.

Раздался звук, похожий на взрыв.

– Совсем сдурел? – завопил Никитка, кидаясь к погибшемукомпьютеру.

– Вот тебе и информационный повод, – удовлетворенно заметилмужик, – вызывай своих говносъемщиков и кропай статью – «м звестнейшийрок-певец Вольдемар разгромил редакцию газеты».

– Да пошел ты! – рявкнул Никитка.

Шоумен ловко швырнул на пол клавиатуру.

– Стой, стой! – завопил редактор.

– Как бы не так, – заверил парень и принялся бить лаковымсапогом по клавишам, – а где системный блок? И картина неплохая…

С этими словами он ловко подбежал к акварели, висевшей настене, содрал ее и швырнул в окно.

– Господи, – устало вздохнул Павлов, – сейчасфотокорреспондентов вызову. – Ладушки, – кивнул буян и вновь плюхнулся вкресло, – а где мой кофе?

– Сейчас все будет, – заверил Павлов, быстро водя ручкой побумаге, – секунду погоди.

Поставив точку, он протянул мне листок.

«Завтра приезжай к десяти утра на Косовский, дом 8, квартира90».

– Здесь не поговоришь, – пояснил Никита.

В кабинет вновь вплыла голозадая девица. Вольдемар уставилсяна нее во все глаза, потом ущипнул красотку за ляжку.

– Ой-ой-ой! – весьма довольным голосом отреагироваламадемуазель.

Я пошла к двери. Похоже, Кит прав, тут просто не дадутпобеседовать по душам.

– Слышь, Дашка, – пробормотал редактор, – ты это осторожней,ну там, где сейчас живешь.

Я притормозила.

– Что имеешь в виду?

– Ну, не очень рассказывай всем, что встречалась с Зойкой исо мной…

Быстрым шагом я вернулась назад, подошла вплотную к Никиткеи прошептала:

– Немедленно скажи, кому особо не следует ничего говорить,имя назови!

В кабинет без всякого стука влетел вертлявый паренек вгрязных джинсах и весьма потрепанной рубашонке. На шее у него болталосьнесколько фотоаппаратов.

– Привет, Вольдемар, – закричал корреспондент, – ну иразгром!

– Снимай давай, – велел рок-певец.

– Ага, – кивнул репортер, – давай становись у компьютера.

– Нет, – уперся шоумен, – лучше возле стола…

И они яростно заспорили, часто и смачно посылая друг другапо матушке.

– Так кого следует опасаться, Кит? – вновь тихо спросила я.– Ты же знаешь правду, скажи!

Но Павлов не раскололся.

– И ди, Дашутка, – устало проговорил он, – завтра с утречкавсе обсудим. А у Харитоновых соблюдай предельную осторожность. Там вокругпокойного Олега Андреевича такая одна приближенная особа вертелась, неповеришь, когда все узнаешь… Ну иди, иди, завтра действия обговорим. Большимиденежками пахнет. Видишь ли, тут сейчас не побеседовать, а в семь у менясовещание, потом в десять иду на журфикс к Адониным… Завтра, завтра…

Заинтригованная до крайности, я отбыла домой.

В столовой у большого стола в полном составе восседали всемои домашние, здесь же оказались и Таня с Варей.

– Мусечка! – завопила Маруся, резко вскакивая.

Слегка выпирающим животиком девочка задела тарелку сбараниной.

– Марья, – строго велел брат, – сядь и веди себя прилично.

– Так ведь мама пришла! – заорала дочь.

– Действительно, – хмыкнул сын, – редкое явление. Впорузаказывать праздничный ужин.

– Здравствуйте, – вежливо сказала я и быстренько села.

Присутствующие выглядели не лучшим образом. Хозяйка бледная,даже зеленая, перед ней на тарелке лежит одинокий лист салата. Варя,надувшаяся, со сдвинутыми бровями, сердито ковыряет вилкой пюре. Аркашка синийот усталости, Зайка сверкает чересчур накрашенными щеками, наверное, только чтоприехала со съемки… Только Машка весела и свежа, как майская роза. Рот у нее незакрывался ни на минуту. Новости лились нескончаемым потоком.