Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– О вас?
– Ну да, о моей коллекции фигурок из специальной глины,которую можно обжигать в духовке. Ведь я разработала уникальный стиль! Аналоговв мире нет!
Клара Романовна отдернула занавеску на окне, и я увидела,что весь подоконник заставлен маленькими фигурками. Возможно, я ничего несмыслю в лепке, но мне показалось, что ничего уникального в них не было.Косорылые лисицы и зайцы с кривыми ушами – таких можно увидеть в любом школьномкружке «Умелые руки».
– В чем же уникальность?
– Неужели вы не видите? – В голосе Клары Романовнызвучала обида. – Это же нарочитый примитивизм! Умышленное подражаниенаивному детскому творчеству!
Ага, или не умышленное, если «по-взрослому» не получается.
Клара Романовна закатила глаза и неестественно высокимголосом завела:
– Меня часто спрашивают, в чем источник моеговдохновения. Отвечу всем поклонникам моего творчества: я не перестаю радоватьсямиру. Надо осознать уникальность каждого божьего творения, каждого листочка ицветочка, и тогда… – Тут она прервалась и недовольно поинтересовалась: –Что же вы не записываете?
Я старалась говорить как можно мягче:
– Видите ли, в чем дело. Ваша коллекция, безусловно,очень интересна, но я напишу о ней в другой раз. А сегодня я пришла поговоритьо вашей дочери.
– О Верке, что ли?
– А у вас есть другая дочь?
Клара Романовна мгновенно ощетинилась:
– Чем же она вас так интересует? У нее нет никакихтворческих способностей, это я вам как мать говорю.
– Вы знаете, что вашу дочь пытались отравить?
Несколько секунд дама смотрела на меня, а потом всплеснуларуками:
– Господи, да кому Верка нужна, травить ее! Мышь серая!
– А потом на нее был совершен наезд, – продолжилая. – В данный момент Вера находится в реанимации, она в очень тяжеломсостоянии, на грани жизни и смерти.
Клара Романовна, похоже, наконец-то заинтересовалась моимисловами:
– Да что вы говорите! А кто же сейчас живет в ееквартире?
Заметьте, любящая бабуля не спросила, кто присматривает завнуками, и вообще нашлись ли добрые люди. Жилплощадь – вот что ее интересует впервую очередь.
– А разве вы не хотите знать, здоровы ли внуки?
– Конечно, я хочу знать! – обозлилась КлараРомановна. – Вы же меня постоянно перебиваете, не даете рта раскрыть! Такчто там с моими дорогими внучатами? Таечкой, Ванечкой и этим, как его…младшеньким?
– Степой, – напомнила я.
– Да-да, Степашечкой.
– С ними все благополучно, дети временно обитают уваших родственниц в Твери.
– Это у моих сестер, что ли? У Зинаиды и Клавдии?
– Наверное. А за кошками в квартире присматривает ЛенаПономарева, университетская подруга Веры.
– А Вера на самом деле умирает? – с плохо скрытойнадеждой спросила Клара Романовна.
– Врачи пока не берутся давать прогнозы. Надо ждать.
Она вздохнула в ответ:
– Будем ждать. В конце концов, все мы смертны.
Внутри у меня все заклокотало. Да что же это такое?! Неужелиу Клары Романовна нет ни капли сочувствия к судьбе дочери? Все мы, оказавшись вбеде, рассчитываем, что близкие нам помогут, окажут и моральную, и материальнуюподдержку. А Вере, похоже, рассчитывать не на кого. Муж пропал без вести, амать, как я погляжу, только рада, что дочь всю жизнь преследуют неудачи.
У меня мелькнула мысль, что, пожалуй, самый злейший врагВеры – это Клара Романовна. А вдруг именно она организовала два покушения надочь?
– Скажите-ка, Клара Романовна, у Веры есть враги?Кто-нибудь желал ей зла?
Дама возвела глаза к потолку:
– Господи, да я же вам уже говорила! Кому нужна этасерая мышь? Ни харизмы в ней нет, ни женского обаяния!
И она с достоинством огладила свою пышную грудь.
– Значит, только вы ее ненавидите?
Клара Романовна опешила:
– Что за чушь! Я любила свою дочурку, то есть и теперьлюблю, конечно. Как только у вас язык повернулся такое сказать!
Я поудобнее устроилась на шатком табурете и произнесла:
– Давайте не будем лукавить. Вот вы вместе с мужемживете в тесной однокомнатной квартире у черта на рогах. До ближайшей станцииметро полчаса пилить на маршрутке, потом еще полчала трястись в вагоне доцентра Москвы. А Вера жирует в четырехкомнатных апартаментах, в престижномрайоне столице.
Глаза у собеседницы налились кровью. Очевидно, мне удалосьнащупать ее любимую мозоль. Отлично.
– Да-да, – продолжала я, – та самая «сераямышь», у которой нет никакой харизмы, замечательно устроилась в жизни. А вы – женщинаяркая и неординарная, вынуждены тянуть лямку. Разве это справедливо?
Клара Романовна открыла рот, намереваясь что-то сказать, нотут же его захлопнула. Она оказалась умней, чем я думала. Я решила зайти сдругой стороны.
– Лично у меня нет никаких сомнений, что вы являетесьорганизатором и идейным вдохновителем убийства своей дочери. Я думаю, намследует немедленно отправиться на Петровку. Капитан Супроткин запишет вашипоказания, снимет отпечатки пальцев, оформит задержание на 72 часа…
На самом деле я понятия не имею, на сколько часов, согласнозакону, можно задерживать подозреваемых в убийстве. Но, судя по всему, этицифры произвели на Клару Романовну впечатление.
– Не забудьте взять смену белья, предметы гигиены,туалетную бумагу – с ней в следственном изоляторе не густо, сигареты…
– Я не курю, – пискнула дама.
– Сигареты – это валюта, – снисходительнообъяснила я, – будете обменивать их на мыло и печенье. Ведь если следствиевыдвинет против вас обвинение, то в магазин вы попадете лет через семь-восемь…
Клара Романовна сжала пальцами виски:
– Это какой-то бред. Поймите, я не могла ее убить, ведьВера моя дочь. Я так радовалась, когда она вышла замуж за Сергея. Вы знаете, ядаже хотела его усыновить. Я так жалела бедного мальчика, он вырос без семьи, безродительской любви и ласки. Но, к сожалению, усыновление возможно только довосемнадцати лет, а Сергею уже было около тридцати.
Я рассмеялась:
– Жалели вы зятя, как же! Усыновление вам было нужнодля того, чтобы стать его наследницей первой очереди. Значит, вы уже давнозарились на деньги Сергея! И теперь, когда его нет в живых, вам осталось толькоустранить последнюю преграду к обеспеченной жизни – Веру. Да, Клара Романовна,положение у вас незавидное…