А в жизни бывали лишь муки.

Нахмурила брови, доверясь руке,

И связно поет об извечной тоске;

И в песне своей выражает все,

Что в сердце безмерно огромном несет.

5.

Легко покрывает на грифе зажатья,

Замолкнет и вновь запевает.

Сперва сыграла "Зарничное платье",

"Шесть крошек"** потом исполняет.

И низкие струны гудят-гудят,

Как дождь проливной торопливый.

Высокие струны звенят-звенят,

Как шепот веселый, счастливый.

6.

Напев то расширен до гула, то сужен,

И звуки связаны-свиты.

Потоки больших и малых жемчужин

Упали в сосуд из нефрита.

И иволги вольной свободная речь

В кустах, под цветами, скользит.

Ручей, проглотивший журчание, течь

Еще продолжает внутри.

7.

Потоки воды превращаются в лед...

Застыла-замолкла струна...

Застывши, мгновенье одно не поет

Певица. На миг — тишина...

И сам я в себе ощущаю рожденье

Тоски и печали в тумане.

В такую минуту отсутствие пенья

Сильнее, чем пенье, ранит.

И вдруг из разбитой серебряной вазы

Вино покатилось струею;

И панцирный всадник выскочил сразу,

Оружьем звеня за собою.

8.

Затихло бряцало, в сердце рванувши,

И снова напев умолк.

И в струнах, одним созвучьем мелькнувший,

Звучит "разрываемый шелк" ***.

В обеих лодках стоит тишина

Глубокой печали, тоски.

И только осенней луны белизна

Покоится в сердце реки.

9.

Она напевает задумчиво, в струны

Воткнувши бряцало концом.

Поправила платье, и в дымке лунной

Встает со строгим лицом.

И тотчас она говорит нам:

"Я Жила в столице самой;

И помню, что прежде наша семья

Жила под холмом Цзямо.

Едва мне тринадцать лет миновало,

Играть я могла. Мудрено ли,

Что в первых рядах мое имя считалось

Тогда в музыкальной школе?"

10.

"И я принуждала актеров славе

Моей поклоняться всечасно.

В сердцах таили красавицы зависть,

У видев наряд мой прекрасный.

Юнцы из лучших в столице кварталов

Соперничали в подношеньях...

И алым шелкам я счета не знала,

Шелкам за одно выступленье.

Могла золотые гребенки ломать я,

Стуча ими в такт славословий;

Вином заливала я тонкое платье

Багрового цвета крови".

11.

"Бывало, в веселье промчится весь год,

И новый такой же веселый придет.

Осенние луны и ветры весной

Свободной чредою неслись надо мной...

Но вот умерла моя тетка. А брат

Ушел от меня с полками солдат.

Рассветы вставали, текли вечера,

Увяла краса, и я стала стара.

Мой двор перед домом порос травой:

Там редко спускался с коня верховой.

Все хуже и хуже, пока, наконец,

Не взял меня в жены заезжий купец".

12.

"Купец дорожит своим барышом.

Он мало желает со мной быть вдвоем.

И в месяце прошлом из этих стран

Уехал он чай закупать в Фулян".

13.

"Скитаясь по устью реки, свою

Одна сторожу я пустую ладью,

Вокруг которой при свете луны

Осенние струи воды холодны.

И нынче холодною ночью глубокой

О юности сны пришли:

Во сне я рыдала, и красным потоком

Обильные слезы текли".

14.

... Уже, внимая напевам и лютне,

Не мог я тоски перенесть;

Рассказ же услышав, еще бесприютней

Себя я почувствовал здесь.

Когда такие забытые люди

За гранью небесного круга

Сойдутся, то разве помехою будет,

Что прежде не знали друг друга?

15.

Увы, распростился с прошлого года

Я с нашей веселой столицей;

В Сюньянском поселке лишен я свободы,

И путь мой в болезнях влачится.

Сюньянская эта земля — захолустье:

Здесь песни совсем не слышны.

Весь год я не слышу, объятый грустью,

Ни флейты, ни шелка струны.

Живу близ текущего медленно Пэня;

Земля здесь низка и сыра;

Лишь желтый камыш окружает ступени,

И носится в нем мошкара.

16.

Кого же я слышу с утра до ночи

Меж этих болотистых стран? —

Кукушку, что, плача до крови, пророчит,

Да жалобный вопль обезьян...

И в утро с цветами на вешней реке,

И ночью с осенней луной —

Всегда, одинокий, с бокалом в руке

Я лью молчаливо вино.

Порою здесь горные слышу напевы,

Свирели в селе на лугу,

Но звук их фальшив, безобразен...

От гнева я слушать их не могу.

17.

И ныне внимал я пропетому Вами

И Вашим печальным словам...

Казалось, что это бессмертные сами

Мой слух просветили. И Вам

Я вновь предлагаю присесть, и опять

Сыграть, что хотите, сейчас,

А я постараюсь в ответ написать

Поэму «Лютня» для Вас.

18.

Растрогавшись речью моею, она

Довольно долго стояла...

Присела потом, но теперь струна

Еще торопливей играла.

Напевы печально стали звучать:

Они не такие, как были, —

И мы на скамейке внимаем опять,

И слезы мы снова скрыли.

Меж нас у кого же слезы блестят

Обильнее всех под глазами? —

Цзянчжоуский конюший синий халат

Давно увлажнил слезами.

Примечания

Чанъань — столица Китая того времени.

Сюньян — Река в пров. Цзянчжоу.

"Зарничное платье", "Шесть крошек" — названия знаменитых музыкальных пьес.

...Звучит "разрываемый шелк"... — в самом начале исторического периода князь Ю, правивший уделом Чжоу с 781 до 770 г. до Р. Х., пленился красавицей Бао Сы. Красавице нравился звук разрываемого шелка, и поэтому князь вынул свой платок и разорвал его, чтобы доставить удовольствие Бао Сы. Поэтому звук разрываемого шелка считается красивым по тембру.

Источник: "Дальнее