Андолини отодвинул металлическую панель, но обратнозадвинуть забыл.

— Роланд! — прошептал Эдди.

Роланд приложил к губам дуло своего револьвера, требуятишины. Эдди беззвучно скользнул к аптечке.

Кое-какие личные вещи оказались бутылочкой с суппозиториями,номером иллюстрированного журнала под названием «Детские игры» (на обложкекрасовались две обнаженные девочки лет восьми, целующиеся взасос) и десятьюупаковками кефлекса. Эдди знал, что такое кефлекс. Все наркоманы, подверженныевсяким общим и локальным инфекциям, как правило, знают.

Кефлекс — это антибиотик.

— У меня здесь своих полно, — говорил Балазар за стенкой. Онявно торопился. — Ну и что там у вас еще?

Если уж это ему не поможет, тогда ничто уже не поможет,подумал Эдди. Он сгреб упаковки с лекарством и хотел было сунуть их в карман,как вдруг вспомнил, что у него нет карманов, и издал какой-то сухой лай, совсемне похожий на смех.

Он сложил упаковки в раковину. Потом они их заберут… еслибудет это потом.

— Ну, — говорил Чими. — Видите ли…

— А быстрее нельзя, мать твою? — заорал Балазар.

— Старший брат этого малыша, — начал Чими и умолк. Эддизамер, держа в руках последние две упаковки кефлекса, и склонил голову,прислушиваясь. Сейчас он действительно был похож на псину с обложки старыхпластинок RCA Victor.

— Что с ним? — нетерпеливо спросил Балазар.

— Умер, — выдавил Чими.

Эдди уронил кефлекс в раковину и рывком повернулся кРоланду.

— Они убили моего брата, — сказал он.

20

Балазар открыл было рот, чтобы сказать Чими, дабы тот неприставал к нему с такой ерундой, когда есть проблемы гораздо важнее — как,например, это свербящее чувство, что малыш собирается его кинуть, пусть даже сним там Андолини, — как вдруг услышал голос парнишки так же явственно, как самон, вне всяких сомнений, слышал разговор Балазара и Чими:

— Они убили моего брата.

Внезапно Балазар перестал волноваться о своем товаре, овопросах, оставшихся без ответа, о чем бы то ни было, кроме того, что надо быостановить все это, пока ситуация не вышла из-под контроля.

— Убей его, Джек! — выкрикнул он.

Ответа не было. Потом он услышал, как малыш повторил:

— Они убили моего брата. Они убили Генри.

И внезапно Балазар понял — вот именно, понял, — что малышобращается не к Джеку.

— Давай сюда всех джентльменов, — велел он Чими. — Всех доединого. Сейчас мы поджарим задницу этому говнюку, а потом оттащим его на кухнюи я лично ему откручу башку.

21

— Они убили моего брата, — сказал Узник.

Стрелок не сказал ничего. Он только смотрел и думал:Этибутылочки. В раковине. Это — то, что мне нужно, или он так считает, что мне этонужно. Пакетики. Не забыть. Не забыть.

Из другой комнаты:

— Убей его, Джек!

Ни Эдди, ни сам стрелок не обратили на это внимания.

— Они убили моего брата. Они убили Генри.

В соседней комнате Балазар рассуждал о том, как он отвинтитголову Эдди в качестве трофея. Стрелок находил в этом какое-то странноеутешение: оказывается, они не такие и разные, эти два мира.

Тот, кого звали Чими, принялся громко орать, зовя остальных.Послышался вовсе не джентльменский топот бегущих ног.

— Ты собираешься что-то по этому поводу делать, или ты так ибудешь стоять здесь? — спросил Роланд.

— Да, кое-что я собираюсь сделать, — ответил Эдди и поднялревольвер стрелка. И хотя еще пару минут назад он был уверен в том, что емупридется держать этот револьвер двумя руками, сейчас обнаружилось, что он этоделает с легкостью.

— И что же это? — самому Роланду голос его показалсякаким-то далеким. Он еле держался, его сжигал лихорадочный жар, но сейчас егоохватил другой жар, слишком знакомый. Тот, который его обуял в Талле. Огоньсхватки, который сжигает все мысли, оставляя одно желание: прекратить думать иначать стрелять.

— Объявить им войну.

— Ты не знаешь, о чем говоришь, — сказал Роланд. — Но тыузнаешь. Сейчас мы выйдем в ту комнату. Ты иди вправо, я — влево. Из-за руки.

Эдди кивнул. Они вышли — на свою войну.

22

Балазар думал, что выйдет Эдди, или Андолини, или и тот, идругой. Он совершенно не ожидал, что вместе с Эдди появится какой-то мужик,абсолютно ему незнакомый — с грязными черными волосами, в которых проглядываласедина, и лицом, как будто высеченным из камня десницей некоего жестокогобожества. На мгновение он растерялся, не зная, в кого стрелять.

У Чими, однако, такой проблемы не стояло. Папа Боссрасстроился из-за Эдди. Значит, сначала займемся Эдди, а об этом catzarroпозаботимся позже. Чими тяжеловесно развернулся в сторону Эдди и трижды нажална курок своего автоматического пистолета. Гильзы сверкнули в воздухе. Эддиувидел, как здоровый детина поворачивается к нему, и, пригнувшись рывком,проскользил по полу, как какой-нибудь разбушевавшийся малый на конкурседиско-танцев, который в пылу борьбы сбросил с себя свой костюмчик a la ДжонТраволта и нижнее белье в придачу; его мужское достоинство болталось туда-сюда,а голые колени сначала нагрелись, а потом обожглись о пол по мере нарастаниясилы трения. Прямо над ним в пластиковой панели под сучковатую соснуобразовалось три дырки. Осколки посыпались ему на плечи и голову.

Боже, не дай мне умереть таким голым и вожделеющим дозы,взмолился Эдди, понимая прекрасно, что такая молитва не просто вопиющеебогохульство, но еще и вопиющая нелепость. Но остановиться он так и не смог.Пусть я умру, но пожалуйста, дай мне еще разок уколо…

Револьвер в левой руке стрелка грохнул. Если на открытомморском берегу грохот выстрела был просто громким, то здесь, в помещении, онбыл оглушительным.

— Боженька! — сдавленно выкрикнул Чими Дретто. Удивительно,как он вообще сумел крикнуть. Грудь его внезапно проломилась, как будто кто-тошвырнул в бочку кувалду. На белой его рубашке уже проступали алые пятна, словнона ней расцветали маки. — Боже Иисусе! Боже Иисусе! Боже…

Клаудио Андолини отшвырнул его в сторону. Чими с грохотомповалился на пол. Со стены свалились две фотографии в рамках. Одна из них, накоторой Папа Босс вручал какому-то улыбающемуся пареньку кубок Спортсмену Годана банкете Полицейской атлетической Лиги, приземлилась Чими на голову. Осколкистекла рассыпались по его плечам.