Три-два-четыре-шесть. Это был пароль.

– Ну, как же, как же, – без малейших эмоций отозвалсясобеседник. – Вы, по-моему, намеревались устроиться на атлантическиелинии?

– Меня больше устроили бы тихоокеанские, за исключениемтанкеров...

– Понятно, понятно, – сказал незнакомец стольравнодушно, что Мазуру стало чуточку обидно. – Ну да, разумеется... Где высейчас?

– В Вальенилье.

– И куда намереваетесь ехать?

– Я думал, в Чакон...

Собеседник немого помолчал, потом отозвался:

– В принципе, правильное решение. Когда вы сможете там быть?

– Знать бы точно...

– Проблемы?

– Никаких, кроме неизвестности.

– Понятно, понятно... Что же вам посоветовать? Ага... ВЧаконе постарайтесь, не медля, воспользоваться первойже возможностью. Ясно?

– Куда уж яснее, – сказал Мазур.

– Значит, у вас всенормально?

Мазур смотрел в зал. Там беззаботно порхали беспутныеофицианточки, кабальеро в белом вели чинные беседы. Мальчишка в формепосыльного из их отеля опрометью пересек зал и что-то говорил дону Мигелю.Заветная сумка стояла в углу кабинки, возле Мазурова свежевычещеного штиблета.

– Все, – сказал Мазур.

– Вот и прекрасно. Желаю удачи, – и незнакомец добавилчуточку сварливо: – Постарайтесь не задерживаться, через недельку, максимумчерез десять дней придет подходящее судно... До свидания.

– До свиданья, – сказал Мазур и аккуратно повесилтрубку.

На душе полегчало. Фанфары, конечно, не звучали, и победныетрубы не надрывали медь – но это уже прорыв, господа мои, это прорыв! Тамзнают,что с ним все в порядке, что он на свободе и при добыче – а сам он по приезде вЧакон имеет право позвонить по первомутелефону из впечатанного в памятьсписка... Это уже кое-что...

Он подхватил сумку и вышел, аккуратно притворив за собойстеклянную дверь.

– Джонни! – окликнул дон Мигель, делая недвусмысленныйзнак подойти. – Позвольте вас на минутку?

Мазур подошел к стойке.

Необъятный усач понизил голос:

– Только что прибегал мальчишка из отеля. Ваша дама вассрочно требует... – дон Мигель усмехнулся, еще более тихо проговорил: –Джонни, вам следует быть более непроницаемым. Вы еще молодой человек, а якое-что повидал в жизни. Как моряк моряку хочу посоветовать: не следует вестисебя столь неосторожно. Мужья – это, знаете ли, непредсказуемая и реальнаяугроза...

Мазур, старательно игравший роль ветреника и повесы,беззаботно ухмыльнулся:

– Дорогой мой дон Мигель, в данном случае опасности я невижу. Тот, о ком вы говорите, все время проводит в номере наедине с сеньоритойбутылочкой...

Усач шумно вздохнул:

– Джонни, вы только не сердитесь за вторжение в вашу частнуюжизнь... Поймите, я чисто по-дружески, как моряк моряка, хочу вас предостеречьот излишней самоуверенности. Есть люди, которые видели, как сеньор Ройс выходилиз отеля и уходил куда-то, и при этом он вовсе не выглядел вдрызг пьяным...

– Вы серьезно? – пытливо уставился на него Мазур.

– Совершенно. Он появлялся на улице в совершенно трезвомвиде.

– Быть не может, – искренне сказал Мазур. – Его скем-то спутали. Он пьянствует беспробудно...

– Как знать, друг мой, как знать... Джонни, мы, латино – вчем-то большие дети. У нас свои традиции. Мы чертовски уважаем лихих ходоков.Обладать подругой вроде той, с которой вы только что сидели за столиком – у насвсе равно что быть сенатором у гринго. Но, право же, осторожность непомешает...

– Спасибо, – сказал Мазур. – Я непременно приму ксведению все, что вы сказали... Простите, но мне пора.

Он вышел из ресторана и, предусмотрительно оглядевшись посторонам, чтобы ненароком не угодить под бампер очередного джигита, перешелулицу, задумчиво крутя головой. То, что рассказал толстяк, совершенно невязалось с Бобби Ройсом, никак не вязалось, и точка...

Поднявшись на второй этаж, он деликатно постучал в дверь.

Открыл Бобби – всклоченный, в мятой рубашке,распространявший термоядерный аромат перегара, посторонился:

– Заходи, Джонни, заходи...

Мазур осторожно сказал:

– Посыльный говорил, что миссис Ройс...

– Ну да, у нее к тебе какое-то дело, – ничуть неудивившись, кивнул Бобби. – Она в гостиной... Бриджит! Ку-ку! Твой верныйоруженосец пришел! Иди, Джонни, иди...

Мазур прошел к двери в гостиную, взялся за вычурнуюначищенную ручку, повернул вниз.

Тот самый многолетний опыт, седьмое чувство заставило егорезко обернуться. Мазур замер, чтобы ненароком не спровоцировать этого идиотаслучайным движением. Примирительно сказал:

– Бобби, к чему эти фокусы...

– Парень, ты уверен, что подобрал нужное слово? –вполне трезвым голосом протянул Бобби, по-прежнему целя в Мазура из револьверас кургузым дулом. – Это не фокусы, это кольт с полным барабаном... Открывай,открывай дверочку, что стоишь? Ну?

Мазур потянул дверь на себя. Хватило одного взгляда, чтобыоценить ситуацию...

Она лежала на полу посреди обширной гостиной, повернув кМазуру совершенно мертвое, неподвижное лицо, в котором уже не было ни каплиюжной холеной красоты, ни тени очарования – Бриджит выглядела именно так,как выглядит женщина, задушенная шелковым пояском от купального халата.Удавленники, знаете ли, выглядят предосудительно...

«Бог ты мой, – смятенно подумал Мазур. – Вот оно!Допился до того, что крышу окончательно сорвало... А пушечка и впрямь заряжена,в гнездах видны головки пуль... Дела!»

– Бобби, – произнес он насколько мог убедительнее имиролюбивее. – Бобби, опусти эту штуку, и поговорим спокойно...

Строительный магнат, стоявший, как врытый столб, с оружием всовершенно не дрожавшей руке, криво усмехнулся:

– Черт тебя побери, Джонни, я что, похож на беспокойного?Зря ты это, я совершенно спокоен... Ты уж, пожалуйста, стой, где стоишь.Стреляю я неплохо, знаешь ли. Правда, практиковался исключительно в тире, но,будь уверен, не промахнусь...

– Бобби...

– Мать твою так, не надо этого тона! Не смей говорить сомной, как с недоумком, понял? Парень, я поумнее вас обоих, вместе взятых, иесли до тебя еще не дошло... – он оскалился в злой улыбке. – Ну что,Джонни, она была хороша? А? Она тебе все позволяла, шлюха чертова? А может, выне только трахались, но и... – у него был вид человека, осененногогениальной идеей. – Бог ты мой... Джонни, а она, часом, не уговаривалатебя меня шлепнуть? Я бы не удивился такому повороту... Ну, скажи, еслитак, я не обижусь. Сейчас мы можем поболтать предельно откровенно... Так как,Джонни? Вот смеху-то, если...