Помню, едва я окончила обучение, как меня позвали в один домк больной. Нужна была срочная операция, а ее муж оказался с причудами. Он ислышать не хотел о больнице. Настоял, чтобы оперировали дома. Я, разумеется,пришла в восторг. Никто не будет вмешиваться. Я одна за все отвечаю. Конечно,волновалась я ужасно. Ведь надо было предусмотреть все, что могло понадобитьсяхирургу. Я так боялась что-нибудь забыть. С этими докторами так сложно. Онимогут потребовать что угодно! Операция прошла блестяще. Что бы ни спросилдоктор, все оказывалось у меня наготове. Высший класс — вот что он мне сказал,когда все было кончено… Такое не часто услышишь. Терапевт, ассистировавшийхирургу, тоже оказался очень славным. И я одна со всем справилась!

Пациентка выздоровела, и все остались довольны.

Нечто подобное чувствовала я и сейчас. Мосье Пуаро чем-тонапоминал того хирурга. Тот тоже был коротышка. Коротышка с обезьяньим лицом,но какой блестящий хирург! Он инстинктивно чувствовал, что и как надо делать. Яповидала много хирургов и вижу, насколько он выше всех прочих.

Постепенно я проникалась все большим доверием к мосье Пуаро.Нет сомнений — он тоже безошибочно знает, что делать. А мой долг — помогатьему.., так сказать, вовремя подать пинцеты, тампоны и прочее. Поэтому, самособой разумеется, мне следовало бежать и искать его платок, как если бы этобыла салфетка, которую уронил доктор.

Вернувшись с платком, я не сразу заметила мистера Пуаро. Онсидел неподалеку от кургана и разговаривал с мистером Кэри. Возле них стоял бойи держал длинный шест с нанесенными на нем метровыми делениями. Мистер Кэричто-то сказал бою, и тот унес шест. Кажется, работать он уже больше несобирался.

Беда в том, что я плохо представляла себе, что мне теперьнадлежало делать. Я не знала, чего ждет от меня мосье Пуаро. Возможно, онспециально отослал меня за платком. Убрал с глаз долой.

Это как во время операции. Надо угадать, что именно нужнохирургу, и, главное, не сделать того, что ему помешает. Представьте себе, яподаю ему большой зажим, когда он ему совсем не нужен, или же, напротив,упускаю момент, когда он просто необходим! Что делать в операционной — этому,благодарение небу, меня учить не надо. А вот как бы не наделать ошибок в этомслучае. Здесь я действительно чувствовала себя как неопытная практикантка.Потому мне надо было соблюдать особенную осторожность.

Едва ли, рассуждала я, мосье Пуаро не хочет, чтобы яслышала, о чем они с мистером Кэри беседуют. Но, возможно, он считает, что мистераКэри легче разговорить, если меня при этом не будет.

Не подумайте, пожалуйста, что я из тех женщин, которыеобожают подслушивать. Я себе такого не позволяю. Никогда. Как бы мне этого нихотелось.

Если бы у них была частная беседа, я бы никогда не сделалатого, о чем сейчас расскажу.

Поразмыслив хорошенько, я поняла, что у меня оченьвыигрышная позиция. Бывало, чего только не услышишь, когда пациент выходит изанестезии. Обычно он и не подозревает, что его слышат. Я представила себе, чтомистер Кэри пациент. Вреда ему не будет, ведь он ничего не узнает. Если высочтете меня слишком любопытной, отрицать не стану, мне на самом деле былоинтересно узнать, о чем они говорят. Не хотелось ничего пропустить.

Словом, я свернула в сторону, обошла вокруг насыпи иоказалась в футе от того места, где они сидели. За насыпью видеть меня они немогли. Если кто-то назовет мой поступок недостойным, позволю себе несогласиться. Ничто не должно скрывать от сиделки, приставленной к пациенту,хотя последнее слово, конечно, остается за доктором.

Не знаю, какой подход избрал мосье Пуаро на этот раз, но втот момент, когда я приблизилась, разговор пошел уже напрямую.

— Я, как никто, могу оценить, насколько доктор Лайднер былпредан своей жене, — говорил Пуаро. — Но часто о человеке больше узнаешь от еговрагов, чем от друзей.

— Вы хотите сказать, что его пороки более существенны, чемего добродетели? — саркастически заметил мистер Кэри.

— Несомненно, если дело доходит до убийства. Насколько мнеизвестно, никого еще не убивали за то, что у него ангельский характер. Хотявсякое совершенство вызывает раздражение.

— Боюсь, я не тот человек, который может вам помочь, —сказал мистер Кэри. — По совести говоря, мы с миссис Лайднер не слишком ладили.Не хочу сказать, что мы были врагами в полном смысле этого слова, но и друзьямиотнюдь не были. Миссис Лайднер, вероятно, испытывала что-то вроде ревности кнашей старой дружбе с ее мужем. Я же, со своей стороны, хотя очень восхищалсяею и понимал, что она чрезвычайно привлекательная женщина, я.., меня немногораздражало, что она так сильно влияет на Лайднера. В результате мы былибезупречно учтивы друг с другом, но не более того.

— Исчерпывающее объяснение, — заявил Пуаро. Мне были видныих головы, и я заметила, что мистер Кэри бросил быстрый взгляд на Пуаро, точночто-то в бесстрастном тоне, каким были сказаны эти слова, его неприятнопоразило.

— А что, доктор Лайднер страдал оттого, что вы не ладили сего женой? — спросил Пуаро.

— Право.., я не уверен, — сказал, помолчав, мистер Кэри. —Он ничего не говорил. А я надеялся, что он ничего не замечает. Он ведь, вызнаете, целиком захвачен работой.

— Стало быть, миссис Лайднер вам не нравилась? Кэри пожалплечами.

— Вероятно, она нравилась бы мне гораздо больше, не будь онаженой Лайднера.

Он засмеялся, будто эта мысль его позабавила. Пуароаккуратно выровнял кучку черепков.

— Утром я разговаривал с мисс Джонсон, — рассеяннопроговорил он. — Она призналась, что была предубеждена против миссис Лайднер ине слишком любила ее, хотя поспешила добавить, что миссис Лайднер всегда была сней очень мила.

— Истинная правда, — подтвердил мистер Кэри.

— И я так думаю. Затем я побеседовал с миссис Меркадо. Онамного говорила о том, как восхищалась миссис Лайднер и как была ей предана.

Кэри ничего не ответил, и, помедлив немного, Пуаропродолжил:

— Ну так вот, этому я не верю! Затем я иду к вам… И тому,что рассказываете вы, я тоже.., не верю.

Кэри весь напрягся. Когда он заговорил, я услышала в егоголосе едва сдерживаемый гнев.

— Мне глубоко безразлично, мосье Пуаро, верите ли вы илинет. Я сказал правду. Можете принять ее или отвергнуть, мне все равно.

Думаете, Пуаро разозлился? Ничуть не бывало. Голос егозвучал мягко и даже виновато:

— Разве я виноват, что не могу вам верить? Понимаете, у меняочень чуткое ухо. И потом.., вокруг столько разговоров. Стоит прислушаться, инепременно что-нибудь узнаешь! Да, слухами земля полнится.