Добравшись до чуланчика, я предварительнозакрыла изнутри шпингалет, развернула Бакса и стала внимательно осматриватьзверя. Никаких ссадин или ран на нем не было, кот тихо лежал на халате,преданно заглядывая мне в глаза. Я быстро завернула страдальца, животноедовольно заурчало.

– Вот что, – шепнула я, – тыпока лежи тут, а я попробую поговорить с врачом.

Телефон у Линды стоял в прихожей, надаппаратом висело объявление: «Межгород не набирать!» Я покрутила допотопныйдиск и попросила:

– Подскажите номер скорой ветеринарнойпомощи.

– Пишите, – равнодушно прозвучало изтрубки.

Обрадованная столь удачным решением проблемы,я опять потерзала аппарат и, услыхав тихое: «Алло», поинтересовалась:

– Это врач для животных?

– Да.

– Мой кот выпил обезболивающее.

– Какое?

– Не знаю. Растворила таблетку в молоке,а он польстился.

– Название препарата?

– Не могу сказать, такая розовая пилюля.

– Девушка, лекарства различают не поцвету.

– Ну да, верно, я вообще-то хотела самаего выпить.

– Неизвестно что?!

– Э… а… ага!

– Понятно. Что с котом?

– Он теперь местами облысел!

– Что?!!

– Но не от мыла, оно детское, понимаете,я вымыла его шампунем.

– Зачем! – вздохнулветеринар. – Отчего столь идиотская затея пришла вам в голову? Кошек неположено купать.

– Он в сайру упал, с маслом, –попыталась я объяснить ситуацию, – выпил таблетку, я хотела его утешить,дать рыбки.

– Привозите кота, – резко перебилменя врач, – многие лекарства для человека смертельны для животных! Чембыстрее доставите несчастного, тем лучше. Адрес знаете? Записывайте! Даприхватите с собой упаковку из-под лекарства!

Повесив трубку, я схватила валявшуюся у двериспортивную сумку. Так, лечебница недалеко, пара остановок на метро, укутаюБакса…

Внезапно из кухни понеслись дивные звуки, яуже упоминала о том, что привычки посещать консерваторию у меня нет, вмузыкальную школу я тоже не ходила, и если случайно натыкаюсь по телевизору наканал «Культура», который транслирует симфонический концерт, то мгновеннопереключаюсь на другие программы. Я, конечно, слышала имена Чайковского,Мусоргского, Баха, Моцарта и иже с ними, но произведения их не различаю иникакой радости от общения с классикой не испытываю, сразу хочется спать.

Но звуки, лившиеся из кухни, завораживали.Нежная, щемящая мелодия схватила за самое сердце. Внезапно в голове возникловоспоминание. Вот Раиса тащит маленькую Вилку на санках, я плотно закутана встарую шубку, доставшуюся от выросшего сына соседки, на ногах валенки скалошами, на голове толстая вязаная шапка. Неожиданно «дровни» резкоповорачивают влево, я, не сумев удержаться, падаю в снег и лежу в сугробе тихо-тихо.Белая масса залепляет глаза, потом от дыхания она слегка тает, я поднимаю векии вижу снежинку дивной красоты, многоугольную конструкцию, переливающуюсяразными цветами. Она так хороша, что по щекам начинают катиться слезы.

Крепкие руки резко поднимают меня, на затылокопускается ладонь.

– Свалилась и сопит, – рявкаетРаиса, – вот дура, прости господи, за что мне это наказание! Эй, чего неотвечаешь! Вилка! Отзовись! Куплю тебе конфет! Хорош молчать!

Но я лишилась речи, красота только чтоувиденной одной-единственной снежинки поразила меня до слез и остолбенения,никогда до этого в жизни я не сталкивалась с прекрасным. И вот сейчас,точь-в-точь как в детстве, я застыла, погрузившись в музыку, невероятнопечальную, но одновременно и радостную, светлую. Меня словно приподняло надземлей и повлекло вдаль, вверх, к свету и солнцу, стало ясно, что происходящеесейчас – ерунда, впереди меня ждет удача, все будет хорошо, я рождена длясчастья…

– Ролька! – донесся из коридорагрубый крик. – Сейчас же прекрати, просто сил нет терпеть!

Я потрясла головой, стряхивая наваждение. Надоже, как здорово играет юноша, скрипка унесла меня в какие-то райские места, насамом же деле я стою в грязном коридоре квартиры Линды, а навстречу,переваливаясь с боку на бок, идет Зина, взъерошенная, в мятом халате.

– Ролька, – кричала лентяйка, –хватит пиликать! Только отдохнуть прилегла, весь день работала до трясучки! Нусколько можно трендеть!

Я с возмущением посмотрела на Зину и хотелавоскликнуть: «Какое право ты имеешь делать замечания талантливому музыканту, унего сегодня концерт!» Но тут из кухни выглянул Ролик и тихо сказал:

– Прости, мама, но я решил, что ты ушла вмагазин.

У меня отвисла челюсть.

– Это твой сын? – недоверчивоспросила я у Зинаиды.

– Ага, – почесываясь, ответилата, – извел меня просто, целый день ящик перепиливает, вжик, вжик, вжик.Ни сна, ни отдыха. Только сядешь телик посмотреть, пожалуйста вам, скрипит застеной. А я, между прочим, весь день пашу домработницей, чужую грязь таскаю,чтобы его обуть, одеть и прокормить.

– Я сейчас уйду, – покорно сказалРолик, – порепетирую за кулисами, извини, пожалуйста.

– Вот и хорошо, – сердитовоскликнула Зина, – а то словно кота за хвост тащишь!

Ее последняя фраза заставила меня вспомнитьпро Бакса, оставив мать и сына, я нырнула в чулан, аккуратно устроила кота надне небольшой спортивной сумки и, удостоверившись, что Ролик и Зина ушли ксебе, быстро выскочила из квартиры Линды.

Всю дорогу до ветеринарной клиники япродолжала удивляться: ну каким образом у лентяйки Зины, женщины, не умеющейправильно разговаривать на родном языке, мог появиться такой сын, как Ролик?Мать и сын словно обитатели разных планет! А еще педагоги уверяют нас, чтомладенец – это чистый лист бумаги, на котором семья может начертать любые письмена!Вовсе нет, что родилось, то и выросло, иначе по какой причине у Зины получилсяРолик? Сильно сомневаюсь, что домработница Линды способна отличить фортепьяноот арфы!

В ветклинике я промаялась довольно долго.Врач, правда, внимательно изучив обертку от розовой пилюли, констатировал:

– В первый раз вижу такой препарат! Исостав не указан! Идите в лабораторию.

Я получила направление на анализ крови и сталатаскать Бакса по кабинетам. Каждый раз, достав трясущееся существо из халата, яслышала удивленный возглас эскулапов: