В последний час он вел себя подчеркнуто нейтрально. Даже не пытался урвать поцелуй.

Ну и ладно.

Я скрылась в ванной.

Домой возвращалась с легкой опаской, но без большого страха. Скандала не хотелось, конечно. С куда большим удовольствием я бы посекретничала с бабушкой Фийей или почитала. Но будь как будет.

Услышав экипаж, мама вышла в холл.

— Вы не…

— Нет!

Приветствие уже «задалось».

Я приложила усилие, чтобы выровнять дыхание, и крепче сжала сверток, который был в руках.

— Хорошо. — Мама выдохнула. — Как поездка?

— Мы обезвредили мага, который нелегально торговал зельями для изменения внешности. Но он ранил Сапфира, поэтому понадобилась я, — честно не собиралась ей рассказывать, оно как-то само получилось. — Держи, это тебе.

— Мне? — Она взяла у меня сверток, зашуршала бумагой. — Платье?!

— Ага.

— Драгоценные россыпи, Генриетта, зачем?!

Но по порозовевшим щекам я поняла, что ей понравилось.

— Сапфир мне был должен за то, что прикрыла его с ночным выходом. Мне вещей уже хватит, а когда ты радуешься, здесь все становится совсем другим.

Пионы вон до сих пор в вазе стоят.

И от этого тянет улыбаться.

Одной рукой придерживая платье и разорванный сверток, другой мама погладила меня по щеке, тронула волосы.

— Какая ты стала взрослая… Идем, я обещала тебе откровенный разговор.

Прошли мы не в гостиную, не в кабинет бывшего мужа бабушки Фийи, даже не ко мне, а в родительскую спальню. Не совсем правильно, что бабушка ее уступила новым хозяевам, а сама переехала в комнатку под крышей. Ну, я так считала. Но мама никогда не отказывалась от шанса заполучить что-либо и самую роскошную в доме спальню восприняла как должное. Разве что старомодная обстановка ее раздражала. Даже сейчас, обведя взглядом комнату, она еле заметно поморщилась.

— Как только старуха умрет, сделаем в доме ремонт.

— По-моему, здесь и так довольно хорошо, — заметила осторожно и не покривила душой — интерьер в нежном оливковом и темно-коричневом тонах мне правда нравился.

— Ты просто не видела, как может быть, — отмахнулась мама. — Но увидишь. И сейчас не об этом.

Точно.

Я забралась на мягкий угловой диванчик с ногами и обняла подушку с кисточками.

— Так что не так со мной и Сапфиром?

— То же, что со мной и твоим отцом. — Мама присела на скамеечку у изножья кровати. — Он — адамас, а ты… это ты. Я сама раньше не верила в древнюю силу, но все правда.

Под одеждой забегали мурашки дурного предчувствия.

— Не понимаю…

— Об адамасах ты уже знаешь.

Кивнула.

— А про Рокфорда слышала в Академии?

— Нет.

— Правильно, Академия не та. — Мама опять сделала такое лицо, будто весь Ригост нас вдруг стал недостоин. — В Алмазной бы точно уже услышала. Понимаешь, есть особые кулоны, которые адамасы используют в качестве тюрем, как бы страшно это ни звучало.

— Арман мне показывал. — Я вцепилась покрепче в подушку и вдруг поймала себя на том, что называть Сапфира по имени проще, когда его нет рядом. — И рассказывал, что есть особые семьи ювелиров, каждая из которых делает для адамасов свои штуки. Ну, вроде тех страшных кулонов… Ой.

Кажется, до меня начало доходить.

Но как это вообще возможно?!

И… что в этом такого?

— Ну вот. — Мама отбросила длинную черную прядь на спину. В отличие от почти всех взрослых дам, прически она никогда не любила, почти всегда оставляла волосы свободно лежать на плечах. — Рокфорд — глава семьи, которая делала эти кулоны. А я — его дочь.

Ничего себе россыпи!

Я прикрыла рот ладонью.

— Ты, значит, внучка, — добавила мама.

— И почему это плохо?

— Потому что твоя мать наделала глупостей, чем разрушила свою жизнь. — Она встала и метнулась к окну. Задернула штору. Потом вновь открыла. — И твою с братом заодно.

Вопросов в голове вертелось множестве, но я не спешила, ждала, пока она сама расскажет. Обещала же. И уже начала. Значит, я сегодня точно узнаю все тайны.

— Наша магия взаимодействует с магией адамасов, но в любви мы несовместимы. В юности я считала это глупой сказкой, ну знаешь, чтобы не было неравных браков и не смешивалась кровь. Мне даже сказки в детстве рассказывали, как будет плохо, если дочь ювелира влюбится в адамаса.

Смеяться не следовало, судя по тону, но я прыснула.

— Нагнетание имело совершенно обратный эффект, — прекрасно поняла мою реакцию мама. — И когда однажды к нам в магазин вместе с матерью заглянул наследник Изумрудов, я без всяких опасений принялась заигрывать и строить глазки.

— Папа…

— Да.

Реальность… показалась вдруг чересчур насыщенной.

Это не могла быть моя семья!

Мы же… обычные. Просто родителям почему-то всегда нравилось зазнаваться.

— Мы влюбились, устраивали тайные свидания… и много чего еще. Даже друзья в Академии ни о чем не догадывались.

— В Академии?!

Думала, больше удивляться уже некуда, но вышло, что очень даже есть.

— Да, Этта, мы оба учились в Алмазной Академии, — снисходительно склонила голову мама. — Правда, я даже первый курс не закончила, но твой отец почти доучился.

— Но разве у вас есть дар?

— Уже нет. Этта, не перебивай и слушай!

Глупее чувствовать себя просто нельзя. У какой еще семьи столько тайн? Представить только, мой отец был адамасом!.. Стоп. Как можно перестать быть адамасом? Наверное, никак нельзя. Невозможно же вдруг перестать быть человеком, гномом или драконом…

— Когда мы признались во всем родным, они запретили нам видеться, — продолжала мама, нервно постукивая каблуком по полу. — Но мы, конечно, не послушались и тайно поженились. Знаешь, есть развалины древних храмов и дни, когда магия в них активна… Хотя нет, тебе не нужно об этом знать!

Я закатила глаза.

То, что кто-то наделал глупостей, не значит, что их натворю и я.

Но спорить поленилась.

— И с радостной новостью явились к родным. Мы-то были уверены, что они поругаются и смирятся, но мой отец заявил, что я уничтожила семью и больше у него нет дочери. Изумруды нас тоже выставили. В тот же день нас обоих с позором исключили из Академии, как будто мы преступление совершили, не меньше. Но мы-то, конечно, считали, что поступаем правильно, за любовь надо бороться, а остальные еще поймут, как были неправы.