Я удивился:

– Разве не изучаете? А я слышал…

Она покачала головой:

– Изучаем, конечно, изучаем. Но вот в нашей школепреподают и русский язык, а он сильно мешает обучению на кобызском. Все-такидети предпочитают то, что легче, господин президент, вы это знаете!.. Когда всена русском, то они и между собой начинают говорить на русском, а это плохо длянашего народа, нашей культуры! Это то же самое, если бы ваши дети сперва училианглийский язык, а уж потом – русский. Потому мы просим убрать преподаваниерусского языка из школ, где больше половины – дети кобызов. Да это сейчас –половина, а в следующем году их будет уже две трети.

Муфтий внимательно слушал, кивал, а когда она закончила исмотрела на меня умоляюще, произнес с достоинством:

– Господин президент, женщина говорит правду. Из школнадо исключить русский язык. Не везде, конечно, а где кобызов хотя бы половина,это она сказала верно. Ведь в следующем году их будет намного больше половины.

Новодворский сказал громко:

– Мы этот вопрос рассмотрим на очередном заседанииправительства

Я возразил мягко:

– Но зачем же исключать полностью?.. Пустьсосуществуют…

Муфтий покачал головой, в круглых орлиных глазах блеснуланасмешка.

– Не-е-ет, наши дети, как и ваши, стремятся туда, гделучше, проще. Русский язык везде, его учить лучше, знать проще. А мы ведьзнаем, что без труда, как говорят русские… Детям не только нужно все давать, нои от чего-то ограждать, к чему-то принуждать, разве не так? Потому соблазн ввиде русского языка лучше убрать подальше от юных и незрелых душ.

– Не придется ли им трудно в мире, – спросиля, – где вокруг русский язык?

Он остановился на миг, в черных блестящих глазах на мигпромелькнуло странное выражение, затем после едва заметной паузы продолжилдругим голосом:

– Пусть выучат сперва родной язык.

Возникла напряженная пауза. Я выждал чуть, они молчали, ясказал с натянутой улыбкой:

– Да-да, вы уже сказали насчет русского и английского…

Я чувствовал себя, как на арене, что постоянно уменьшается.Служба охраны все еще сдерживает прибывающих, но здесь не оградили местовстречи ни ленточками, ни барьерами, а сами охранники почти неотличимы отместных, их не воспринимают как охрану. Пятачок сужается, стражи отступают поднапором, в одном месте их теснит группа крепких накачанных молодых парней схорошими чистыми лицами и огнем в глазах, что заставляет стрелять в царей,бросаться под танки со связкой гранат, бесстрашно обличать тиранов идоказывать, что Земля круглая.

– Господин президент! – взывал парень в узбекскойтюбетейке, хотя теперь я уже сомневался, что тюбетейку придумали узбеки, а некобызы. – Господин президент!.. Позвольте сказать…

Стражи хватали его за плечи, муфтий морщился, пояснил мнепрохладно:

– Это Хезар, вожак правого крыла «Фетва»… Его можнослушать, но слышать не стоит.

Черные и горящие как уголья глаза парня смотрели в меня стакой напряженностью, что я ощутил жжение луча боевого лазера.

Я кивнул парню:

– Да, говорите.

Он заговорил горячо, захлебываясь словами, они бушевали внем, как в кипящем котле:

– Мы должны не только знать и помнить язык, мы должнызнать историю кобызов! Нашу богатейшую культуру, ведь мы одно из племен,вышедших из Месопотамии, мы воевали с Навуходоносором, нас захватывалиассирийцы, наши предки мужественно сражались с войсками АлександраМакедонского, а когда Рим… наш народ был уже древним и… с глубокими культурнымикорнями!..

По глазам Карашахина я видел, что и плесень в пробиркеименуется культурой, но это видел только я, сам муфтий вежливо улыбался, на лбуморщинки, символизирующие, по мимике животных, глубокое уважение с желаниемпонять задачу.

– У вас, как я понял, – сказал я вежливо, –изучение своей культуры и наследия поставлено на хорошие, как говорят, ноги.

Хезар говорил горячо, почти кричал:

– Крохи!.. Нам нужно больше! Больше, больше!..

– Так занимайтесь больше, – ответил я. –Среди всех цивилизованных народов изучение культуры, своей или чужой, толькоприветствуется. Вы делаете большое и прекрасное дело.

Хезар сказал пылко:

– Так помогите же!

Я удивился:

– В чем?

– Нам нужно больше специалистов, – выпалилон. – Нам нужны лингвисты, филологи, даже археологи! Необходимо, крайненеобходимо провести ряд раскопок на местах компактного проживания древнихкобызов. Нам нужны деньги, чтобы оплачивать большой штат иностранныхспециалистов, не все смогут работать на чистом энтузиазме…

Я подумал, сказал в затруднении:

– Насколько я знаю, наша археология переживает нелучшие времена. На раскопки денег отпускают совсем мало…

– Но отпускают же? – перебил он. – Но чтораскапывать вам, русским?.. Берестяные грамоты давно нашли, да и то этоотносится к другому народу, славянам, вашим предкам, но вовсе не к русским. Авот история кобызов уходит в глубь тысячелетий! Нужно просто снять археологов сраскопок русских городищ и направить раскапывать древние города кобызов, им не меньшечем пять-семь тысяч лет…

Я не видел лица Карашахина, он чуть позади, но затылок мойощутил приближение холодного ствола пистолета.

– Понимаю, – сказал я, – но все-таки и нам нехочется отказываться от своей истории…

– Да какая у вас, русских, история? – возразил он.Чуть спохватился, сказал торопливо: – Извините, я понимаю, это задевает, нодавайте смотреть правде в глаза. Наш народ – древний, с богатейшей культурой, арусские – народ молодой, еще не сформировавшийся. Разве плохо, когда людиучатся? Так же точно должны учиться и другие народы. Вас избрали президентом,потому что вы – самый справедливый человек из всех, кто выставил своюкандидатуру. Вам верят, все знают, что вы, никогда ничем себя не запятнавший,сумеете преодолеть в себе исконный русский шовинизм и поймете, что кобызамнужно дать не только возможность изучать свой язык и культуру, но и автономию!

Молодые голоса заорали вокруг:

– Автономию!

– Самоуправление!

– Полную автономию!

– Свободу и независимость!

– Свободу!

Муфтий улыбался, но лицо стало напряженным. Похоже, кобызыуже забыли, говорили его глаза, что их никто здесь не держит. И что не русскиеприехали на земли кобызов, совсем не русские приехали в кобызскую Рязанщину.

Я вскинул обе руки, улыбался, призывал к тишине. Со всехсторон меня окружали раскрасневшиеся лица, я видел воспламененные глаза,восторг и жажду немедленно отдать жизни за кобызость, за Великую Кобызию, заКобызстан, за славу и долгую жизнь Кобызии.