– У меня здоровый желудок, – похвастался я.

– Наверное, вы оптимист?

– Сейчас да, – ответил я. – Но кем бы я стал,если бы вы отказались…

Она удивилась:

– Я вроде бы еще не согласилась…

– Ну вот, – сказал я убито, – уже чувствуюязву желудка, коронарные спазмы и артрит…

– Бедненький, – повторила она участливо. –Как вы это делаете?

– Что?

– Вы в самом деле побледнели…

– Я же в артистическом мире трусь, – ответил я сгоречью. – От них каких только блох не подхватишь.

Она улыбнулась, после паузы сказала тихо:

– Ладно, сворачивайте. Там удобная парковка прямо передкафе.

– Какие они молодцы, – вырвалось у меня. – Ато перед старыми не предусмотрены.

По ее приподнятым бровям я видел, что кровь снова вернуласьна мои щеки. Я перевел дыхание, даже не знаю, что, если бы отказалась: умолялбы или молча направил машину к ее дому?

Припарковать удалось почти перед входом, всего три машины настоянке, но в кафе половина столиков заняты, ритмичная музыка, скудно одетаядевчонка танцует у шеста, несколько пар двигаются на пятачке.

Я заказал ужин на двоих, Габриэлла протестовала слабо и,когда принесли холодную закуску, принялась за ассорти из рыбы без всякогожеманства. Потом ели горячее, понравился десерт, я даже не намекал на вино, яза рулем, а Габриэлла явно не той породы, чтобы в одиночку.

– Вячеслав, вы занимаетесь компьютерной графикой?

– Все мы барахтаемся в грязюке, – пробормоталя, – но иные из нас глядят и на звезды. Вы постоянно, я иногда, но всегдасчастлив, когда смотрю…

Она сказала с укором:

– Какая же грязь? Все только и говорят о компьютернойграфике!

– Я работаю, – пояснил я, – не в лучшейобласти, где ее применяют. Компьютеры созданы, чтобы на них работали, а ятолько развлекаю… Хотя бы умных веселил, а то… Сами знаете, какие у массызапросы! Вот и выдаю.

Она покачала головой:

– Наш преподаватель говорит, что если человек можетмыслить и созерцать солнце, луну и звезды, он не одинок и не беспомощен. А вы,как мне кажется, из тех редких людей, которые смотрят на звездное небо, дажеесли вокруг вспыхивают фейерверки!

Я развел руками:

– Габриэлла, вы меня поймали. Я именно из техпридурков.

Она мягко улыбнулась:

– Вячеслав, не лопните от гордости. Вы не одиноки.

Она ложечкой аккуратно снимала толстую стружку с последнегошарика мороженого. Я засмотрелся, как она отправляет это в рот, ничего общего сраспространенным демонстративным облизыванием женщинами ложек, показывая, какумело сосут пенисы. Габриэлла просто красиво и грациозно ест мороженое, судовольствием и наслаждением. И смотреть почему-то приятнее, чем на сосущихложки или что там у них в руках.

И на этот раз я отвез ее тут же домой, даже не намекнул накакие-то варианты. Да какие варианты, я счастлив каждый день ждать ее у входа,счастлив видеть, как легко сбегает по ступенькам, теперь уже заранее выскакиваюи открываю перед нею дверцу машины.

Габриэлла тоже принимает это без протеста, я приручаю еемедленно и терпеливо, словно перенеслись в какой-то допотопный век, когда воттак считалось нормой. Габриэлла садится рядом, легкий аромат духов едва-едвакасается моих ноздрей, и я, словно лизнувший валерьянки кот, не могу удержатьликование.

Затем кафе, в последний раз у нее нашлось чуть большевремени, и мы заехали в книжный магазин. Там настолько долго бродили вдольбесконечных полок из отдела в отдел, что, когда я увидел секцию,переоборудованную под крохотное кафе, Габриэлла тут же согласилась еще почашечке кофе.

Я наслаждался каждым мгновением, и, как почудилось вкакой-то момент, Габриэлла тоже чувствует необычность и некий романтичный флер.

– Вы совсем не курите, – заметила она, аккуратноотделяя ломтики пирожного, – здоровье бережете?

Я отмахнулся:

– Зачем мне здоровье? Раз живем… Просто начинаешь курить,чтобы доказать, что ты мужчина. Потом пытаешься бросить, чтобы доказать, что тымужчина. А из меня плохой боец… Я никогда никому ничего не доказывал. Потомукурить даже не начинал.

Она улыбнулась:

– Да? А почему тогда купили атлас звездного неба? У васже есть, как вы сказали?

– То новое издание, – пояснил я, – улучшенноеи поправленное. Вернее, дополненное.

– Которые не бойцы, – заявила она настолькоуверенно, что я заподозрил подвох, – покупают классику, а из современных –тех авторов, которые на слуху. Но надежнее покупать классику!

Я примирительно улыбнулся, что можно понять и как согласие,и как то, что прикол понял и оценил. Давно померших писателей я перестал читатьпрактически в детстве, вдруг сообразив, что они жили в те времена, когда мирбыл другим, потому глупо искать вечных истин в их трудах.

– Потому вы купили сборник легенд? – спросиля. – Как самую что ни есть классику?

– Верно, – согласилась она. – Легендазаслуживает больше уважения, чем история. Легенду творит целое племя, а книгупишет одинокий шизак.

Брови ее сдвинулись, она торопливо взглянула на часы.

– Ого! Мы засиделись. Мне пора…

Я вскочил, бросил деньги на стол.

– Успеваем.

Она улыбнулась:

– Не сомневаюсь. Машину водите лихо.

Лариска дала два сольных концерта, оба собрали полные залы.Продюсер в восторге, хотел развивать успех и начал договариваться о турне, ноЛариска заупрямилась: есть новые фишки, их надо опробовать и освоить, нет-нет,турне откладывается.

В наш медиацентр набрали еще ребят, мне повысили оклад, ятеперь начальник отдела компьютерной графики, но работы не уменьшилось. Ларисканарасхват, вся в делах и заботах, только сегодня уже к полуночи высвободилась,удивилась, видя в вознесенной почти к потолку будочке яркий свет.

– Ты идешь, – крикнула она снизу, – или останешьсяночевать?

– Уже закончил, – ответил я. – Но ребятампридется попотеть до утра, пока все не выправят.

– Правильно, – одобрила она. – Хотятработать, спустя в рукава, пусть прут в бюджетники.

Я сбежал по лесенке. Лариска, несмотря на шестнадцатичасовойрабочий день, выглядит так, словно готова работать без перерыва еще столько же,двужильная.

Она подхватила меня под руку, я сказал с невольнымвосхищением:

– Ну ты и пашешь…

– Я должна подняться на вершину, – отрубила онатвердо. – Жилы порву, но вскарабкаюсь. Даже если свои красивые ногтиобломаю.