Троица фрейлин стояла позади кресла, каждая в платье подцвет крыльев: алое, как роза; желтое, как нарциссы; и лиловое, как ирисы.Волосы у них были черные, золотистые и каштановые соответственно.

Нисевин явно дольше и тщательней выстраивала свой антураж,чем мы.

Я почувствовала себя серенькой мышью в моем деловомкостюмчике. Но не слишком распереживалась. В конце концов, это был деловойзвонок.

– Королева Нисевин, как любезно с твоей стороныответить на наш зов.

– По совести, принцесса Мередит, три месяца уж минуло,как ожидаю я твоего зова. Твое пристрастие к зеленому рыцарю при дворе хорошоизвестно. Я в высшей мере удивлена, что тебе понадобилось времени столь много,дабы воззвать ко мне.

Она очень строго соблюдала формальности. Я осознала, чтоформальной была не только манера речи. Она была в короне – на мне короны небыло, пока не было. Она сидела на своем троне, а я – посреди едва разобраннойпостели. За ней, будто молчаливый хор в греческом театре, стояли фрейлины. Имышь, не забудьте мышь! У меня были только Дойл и Холод по обе стороны и Рис, закопавшийсяв подушки позади. Нисевин пыталась поставить меня в невыгодное положение.Ну-ну.

– Честно говоря, мы искали помощи целителей из мирасмертных. Лишь недавно нам пришлось признать, что обращения к тебе не избежать.

– Это чистое упрямство с твоей стороны, принцесса.

– Возможно, но теперь тебе известно, зачем я к тебевзываю и чего желаю.

– Я не из богинь, что свершают желания, Мередит. –Она опустила мой титул – преднамеренное оскорбление. Прелестно. Мы обе можем нестесняться.

– Как тебе угодно, Нисевин. В таком случае ты знаешь,чего я хочу.

– Ты хочешь лекарства для своего зеленогорыцаря, – протянула она, ведя рукой по розовому краю мышиного уха.

– Да.

– Принц Кел очень настаивал на том, чтобы Галеноставался нездоровым.

– Ты как-то сказала мне, что принц Кел еще не правитНеблагим Двором.

– Это верно, но совсем еще не ясно, проживешь ли ты такдолго, чтобы стать королевой, Мередит. – Она снова не употребила титул.

Дойл подвинулся от меня к Рису, подставив ему спину. Онрассчитал движение так, чтобы по-прежнему находиться на краю кровати – напределе моего периферийного зрения, но вполне в поле зрения королевы. Будтосговорившись с ним заранее, Рис поднялся из подушек на колени, предъявив всемсвою наготу. Он перебрал руками длинную косу Дойла до ее кончика и принялсяразвязывать скреплявшую ее ленту.

Глаза Нисевин стрельнули мне за спину, затем вновь вернулиськ моему лицу.

– Чем они заняты?

– Готовятся в постель, – ответила я, хотя и небыла на сто процентов в этом уверена.

Изящные пепельные бровки насупились.

– Сейчас... сколько?.. девять часов там, где вынаходитесь. Слишком ранний вечер, чтобы тратить его на сон.

– Я не сказала, что мы собрались спать. – Мойголос оставался спокойным.

Она вздохнула так глубоко, что я заметила, как поднялась иопала ее худенькая грудь. Она попыталась удержать внимание на мне, но ее взглядто и дело перебегал на мужчин. Рис расплетал толстую косу Дойла. До сих пор ялишь однажды видела волосы Дойла распущенными. Только однажды они живым темнымплащом укрывали его тело.

Нисевин исподтишка глазела на них, обращая на меня оченьнемного внимания. Не знаю точно, что ее занимало больше – волосы Дойла илинагота Риса. Сомневаюсь, что нагота, потому что это не такое уж необычноезрелище при дворе. Впрочем, она могла оценивать рельефные мускулы на животеРиса или то, что находилось прямо под ними. Холод сел, снял пиджак и началстаскивать наплечную кобуру. Ее глаза метнулись к нему.

– Нисевин, – тихо позвала я. И повторила ее имядважды, прежде чем она все же взглянула на меня. – Как мне излечитьГалена?

– Нет уверенности, что ты станешь королевой, а есликоролем станет принц Кел, он затаит зло на меня за помощь тебе.

– А если я стану королевой, я затаю зло за то, что тымне не помогла.

Она улыбнулась.

– Значит, я оказалась меж двух огней. Что ж, я помогутебе ныне, поскольку я помогла Келу ранее. Это уравняет весы.

Я вспомнила крик Галена и боль в его глазах во все последниемесяцы и подумала, что весы это все равно не уравняет. Если она исправит то,что она сама и разрушила, это и близко не возместит ущерб. Но мы занималисьполитикой фейри, а не психоанализом, так что я ничего не сказала. Молчание – неложь. Грех умолчания, но не ложь. По нашим правилам, утаивать можно столько,сколько тебе удастся.

– Как можно вылечить Галена? – спросила я.

Она покачала головой, так что локоны запрыгали, и световыеблики заиграли, отражаясь от короны.

– О нет, сперва обсудим плату. Что дашь ты мне заисцеление зеленого рыцаря?

Холод и Дойл почти одновременно выросли за моей спиной.

– Ты приобретешь расположение королевы неблагих, иэтого довольно, – сказал Холод голосом холодным, как его имя.

– Она еще не королева, Убийственный Холод. – ТонНисевин был полон ледяной ярости. В нем чувствовался отголосок старой вражды.Личной вражды с Холодом?

Я заметила, как Дойл потянулся было к Холоду, – иостановила его взглядом. Между ними сегодня было достаточно напряжения.Внутренние разногласия не заставят нас выглядеть сильнее. Дойл остался наместе, только взгляд не отвел от Холода. Не слишком дружелюбный взгляд.

Я коснулась локтя Холода, чуть сжав его. Он напрягся отнеожиданности, взглянул сначала на Дойла и лишь потом понял, что это моя рука.Он думал, что это Дойл. Он медленно расслабился. Глубоко и тихо вздохнул и едвазаметно сдвинулся назад.

Я вновь повернулась к зеркалу – к проницательному,выжидающему лицу Нисевин. Я почти ждала, что она что-нибудь скажет, но онапромолчала. Просто сидела и ждала, пока я сама себя скомпрометирую.

– Чего хочет королева фей-крошек Нисевин от принцессыНеблагого Двора Мередит в возмещение за исцеление ее рыцаря? – Я намеренноупомянула оба наших титула, подчеркивая: я осознаю, что она – королева, а я –нет. Я надеялась загладить впечатление от вспышки Холода.

Она смотрела на меня несколько секунд, затем слегка кивнула.

– Что нам предложит принцесса Мередит из НеблагогоДвора?

– Ты сказала однажды, что многое отдала бы завозможность испить моей крови.

Ей с трудом удалось вернуть выражение лица к обычнойпридворной непроницаемости, так она была поражена. Когда она наконец смоглавладеть собой, то произнесла:

– Кровь есть кровь, принцесса. С чего мне желать именнотвоей?