Тьфу ты! А я-то уж подумал было, что папаня – приличныйчеловек. Никакой он не приличный. Обыкновенный самодур.

– Извините, – пробормотал я и метнулся в сторонукоридора.

– Постой.

Я замер на пороге, решая, обернуться или так и стоять спинойк нему, изображая гордость.

– За то, что бабам ничего не сказал, – хвалю.Молодец. Голова есть на плечах.

Или все-таки не очень самодур? Когда-то в детстве, когда яеще читал книги (по настоянию педагогически подкованных родителей), менясовершенно потряс один эпизод из романа Гюго «Девяносто третий год». Матрос накорабле плохо закрепил пушку, и она начала кататься по палубе, угрожаяпередавить все живое, что попадется на ее пути. Этот же матрос, рискуя жизнью,сумел ее остановить, и капитан вынес решение: за героический поступок матросанаградить, а за халатность – расстрелять. Я тогда никак не мог понять, как этоможно одновременно награждать и наказывать. Оказывается, можно.

* * *

Ждать решения Михаила Олеговича пришлось целую неделю. Данея ничего пока не говорил, и мы продолжали заниматься два раза в день, разбавляяспортивные нагрузки танцевальными элементами. Дважды за эту неделю я провожалДану в «соседний» дом и заставлял подниматься на шестой этаж без лифта, икаждый раз, открывая мне дверь, Владимир глазами спрашивал: «Ну как?», а я едвазаметно качал головой, дескать, пока никак, решение еще не принято. ЗамухрышкаМуза приглашала меня выпить чаю, но я отказывался и убегал: надо было ездитьсмотреть квартиры, кроме того, понемногу начала налаживаться моя привычнаятусовочная жизнь, я нашел кое-каких знакомых и даже замутил с одной миленькойдевчушкой, которая уже оставалась у меня ночевать.

После первой встречи с Владимиром Руденко я доложил о своихвпечатлениях Нане Ким, не преминув заметить, что среди книг в его квартире я незаметил никаких стихов.

– У него однокомнатная квартира? – ироничноосведомилась Нана.

– Да нет, я же сказал тебе: «двушка».

– А во второй комнате ты был?

– Нет.

Я уже понял свой промах и начал злиться, причем больше наНану, чем на себя самого.

– Почему ты уверен, что социологией занимается ВладимирОлегович, а не его жена? Ты его спрашивал? Почему ты уверен, что никто из нихне увлекается поэзией?

Ну дурак я, дурак, согласен, зачем же сыпать соль на рану?

Но личное знакомство с братом хозяина дало мне все основанияговорить об этом с Даной, что я и принялся делать во время массажа. Девочкаразговор о дяде поддерживала с удовольствием и сообщила мне, что ВладимирОлегович, оказывается, действительно социолог, доктор наук, а Муза Станиславовна– тоже доктор, только искусствоведения. В общем, такая научная парочка.

– У них есть дети? – спросил я, не особо доверяясобственной памяти.

Вроде бы Владимир что-то такое брякнул о том, что у негодетей нет, но, может, мне показалось?

– Нет.

– А что так?

– Тетя Муза очень болеет, она совсем слабенькая, –ответила Дана.

Я в медицине, тем более в женских делах, разбираюсь слабо, иответ меня более чем удовлетворил. Тем паче жена Владимира действительнопроизводила впечатление слабенькой и болезненной.

– Твоя тетя Муза, наверное, стихи любит, – заметиля.

– Да что вам дались эти стихи! То вы про папуспрашивали, то про тетю Музу, – сердито проговорила Дана. – Тетя Музазанимается живописью эпохи Возрождения. Стихи тут совершенно ни при чем.

Ну да, ну да… Лучше поощрять молодых поэтов инемногочисленных ценителей их творчества, чем переводить деньги в больницы идетские дома, где есть опасность, что все украдут. Помню, как же. Когда япередал эти объяснения Нане Ким, она долго хохотала, а потом стала серьезной исказала:

– Пашенька, это все для дураков. Для подросткапятнадцати лет подобные резоны вполне годятся, но не для меня. У серьезныхлюдей за принятием тех или иных решений, особенно решений финансовых, решений отом, куда вкладывать деньги, всегда стоят очень серьезные аргументы и мотивы. АМихаил Руденко – человек весьма и весьма серьезный. Постарайся все-таки узнать,не корешится ли он с криминальными авторитетами.

Легко сказать… А как сделать? Но вариант подсказала все таже Нана, когда я отчитывался о субботнем дне и знакомстве с семьей папаниногобрата.

– Значит, говоришь, Михаил Олегович с супругой иплемянницей отправились на открытие клуба в Никольском? – задумчивопроговорила она. – Мой шеф тоже поехал. А ты поговори с племянницей,порасспрашивай ее, как там все было, кто был, с кем она познакомилась. Давай,Паша, давай, шевелись, проявляй здоровую инициативу.

Разговаривать с очаровашкой Юлей мне не хотелось. Я ужепонял, что даже намек на возможное нарушение указаний воспринимается папанейочень болезненно, и с утра пораньше я успел получить по шапке. А ведь онпредупредил меня, чтобы я с Юлей – ни-ни. Начну заводить с ней задушевныеразговоры, а он подумает невесть что. И уволит. Мне оно надо?

Но день, начавшийся с утреннего, я бы даже сказал –рассветного нагоняя, все-таки был воскресеньем, и встреча с Юлей оказаласьнеизбежной. К этому времени мне удалось перевести Дану на пятиразовое питание,как и советовала моя бывшая подружка Светочка, поднаторевшая в тяжком похудательномискусстве, так что между завтраком и обедом ей полагался стакан обезжиренногокефира, который моя ученица должна была не выпивать, а медленно съедать чайнойложечкой (тоже Светкина рекомендация, на которой она особо настаивала).Учитывая катастрофический недосып, я после утреннего занятия подремал в своейконурке и в половине двенадцатого выполз в столовую, надеясь на легкий перекус,где и застал страдающую над кефиром Дану в обществе завтракающей Юли. Ничегосебе спит красавица! У нее даже глаза, по-моему, еще не полностью открылись.

– Поздновато встаете, мадемуазель, – пошутиля. – Некоторые уже с семи утра на ногах.

Я с одобрительной улыбкой кивнул на Дану, но девочка на мойпозитивный посыл не ответила и еще ниже склонилась к своему диетпродукту.

– Конечно, – выразительно протянула Юля, –некоторые имеют возможность сидеть дома, жить по графику и вовремя ложитьсяспать. А другие должны за них отдуваться. Мы вчера в два часа ночи вернулись. Яустала на этом приеме – просто ужас! Думаешь, много радости там толкаться? Я бытоже, может, с удовольствием дома посидела, кино бы посмотрела, или завалиласьбы куда-нибудь с друзьями, где поинтереснее. А приемы эти – полный отстой,скукотища. Все из-за тебя, Данка. Не была бы такой коровой – сама бы ездила сродителями и мучилась там.

Любопытный взгляд на вещи… Если я что-то понимаю в светскойжизни, на приемах «по случаю открытия» скучно никогда не бывает, всегда естькакая-то программа, и чем богаче принимающая сторона, тем программа ярче и тембольше звезд приглашается для выступлений. Не говоря уже о всяческихрозыгрышах, где в качестве призов фигурируют отнюдь не дешевые штучки вродепятизвездочных круизных путевок или даже автомобилей. Почему же Юленьке былоскучно? Может, никто не клюнул на ее красоту, никто не ухаживал, внимания неоказывал?