— Кто? — совершенно непритворно удивился Куп. Емубыло трудно следить за ходом мыслей Шарлей, которые перескакивали с одногопредмета на другой, словно белки.

Пьяные белки, мысленно уточнил он. Голос Шарлей звучалнетвердо, и в нем все чаще проскальзывали истерические нотки.

— Рита — вот кто! — взвизгнула Шарлей.

— Откуда я знаю! Должно быть, у себя в особняке, впостели. Знаешь, детка, я очень устал, и мне тоже нужно поспать.

Завтра мне предстоит съемка в рекламном ролике, и я хотелбы…

— Ничего тебе не нужно. Ты прекрасно знаешь, что, еслибы я была с тобой, мы бы не спали всю ночь!

— Да, ты абсолютно права, — улыбнулся Куп. —И именно по этой причине ты сейчас не со мной. Нам обоим необходимо выспаться.

— Послушай, Куп, хочешь, я приеду к тебе прямосейчас? — проговорила Шарлей заплетающимся языком. Вторая бутылкапродолжала стоять прямо перед ней, и на протяжении всего разговора она то идело прихлебывала вино прямо из горлышка.

— Я устал, Шарлей, — терпеливо ответил Куп. —Да и ты, мне кажется, тоже не в лучшей форме. Может, поговорим обо всемзавтра? — В его голосе послышались недовольные нотки.

— И все равно я приеду!

— Нет, ты не приедешь, — с неожиданной твердостьювозразил он. — Не делай глупостей, Шарлей.

— Нет, приеду! И перелезу через твои дурацкие ворота!

Это для меня раз плюнуть!

— Тебя задержит полиция, а я уверен, что ты этого нехочешь. Ложись-ка лучше спать, детка, а завтра мы обо всем поговорим, —сказал Куп, стараясь говорить как можно убедительнее. Он хорошо знал:бесполезно выяснять отношения с женщиной, когда она пьяна и взвинчена.

— Поговорим о чем? О том, как ты изменил мне с РитойВейверли? — переспросила Шарлен.

— Мои дела тебя совершенно не касаются, — возразилКуп, чувствуя, как и в нем начинает нарастать раздражение. — К тому жеслово «измена» подразумевает определенные обязательства с обеих сторон, а ведьмы ничего не обещали друг другу, не так ли? А теперь давай все-таки отложим нашразговор. Спокойной ночи, Шарлей, — решительно закончил он и дал отбой.Его телефон тотчас зазвонил снова, но он не стал отвечать, переадресовав вызовна «голосовую почту». Тогда Шарлей попробовала его домашний номер.

Она звонила по нему на протяжении еще целого часа, и в концеконцов Куп выключил аппарат. Он терпеть не мог женщин, которые считали егосвоей собственностью и пытались устраивать сцены. Пожалуй, решил он, поднимаясьв спальню, Шарлей пора исчезнуть из его жизни. Жаль, что с ним больше не былоЛиз — она прекрасно умела улаживать подобные проблемы. Сам Куп плохопредставлял, с какого конца следует подойти к этому деликатному вопросу. Еслибы Шарлен была дорога ему и что-то для него значила, он бы послал ейбриллиантовый браслет или какую-нибудь другую симпатичную вещицу, но онапробыла с ним недостаточно долго, чтобы заслужить подобный подарок. Более того,такой жест с его стороны мог только поощрить ее к дальнейшим активнымдействиям, а этого нужно избежать во что бы то ни стало. Шарлей принадлежала ктому типу женщин, с которыми нужно прекращать отношения сразу, в противномслучае отделаться от нее будет очень нелегко.

И все-таки жаль, думал Куп, засыпая, что Шарлен устроила емусцену ревности. Если бы не это, он продержал бы ее рядом с собой еще некотороевремя, но после сегодняшнего скандала она должна исчезнуть немедленно. Решено,больше он не будет иметь с ней никаких дел.

— Прощай, детка, — сонно пробормотал он,прислушиваясь, как надрывается оставленный им на первом этаже сотовыйтелефон. — Мы больше не увидимся.

На следующее утро, когда Палома принесла ему в спальнюподнос с завтраком, Куп намекнул ей насчет Шарлен.

— Если девушка позвонит, — сказал он, — будьдобра, скажи ей, что меня нет, понимаешь? Даже если я дома, скажи, что я уехална съемки.

Палома, прищурившись, молча разглядывала его. За последнеевремя Куп научился видеть ее глаза даже сквозь солнечные очки, хотя в этом и небыло особой необходимости. Лицо выдавало все, что она думала, а в каждом жестесквозили неодобрение, презрение, сдерживаемая ярость. В разговоре с друзьямиПалома называла Купа не иначе, как «этот грязный старикашка».

— Вы ее больше не любите? — спросила она наконец.Палома давно не разговаривала с ним на ломаном английском, но у нее в запасебыло бесчисленное множество других трюков, с помощью которых она могла вывестиего из состояния душевного равновесия. У Купа даже складывалось впечатление,что Палома проделывает это из спортивного интереса, просто для того, чтобылишний раз его позлить.

— Дело не в этом, — терпеливо ответил он. —Просто наш маленький роман закончился. Понимаешь?

Это было унизительно. Ни Лиз, ни кому-то из его старыхгорничных Купу не приходилось объяснять, что он сделал и почему, но Палома,похоже, была исполнена решимости сражаться на стороне всех девушек, которых,как она считала, он «обидел». В ее лице весь слабый пол обрел решительную ибескомпромиссную защитницу.

— Роман?.. — презрительно уточнила Палома. —Вы хотите сказать, что больше с ней не спите?

Куп поморщился.

— Именно это я и хочу сказать, Палома. Так что,пожалуйста, не соединяй меня с ней и не зови меня к телефону. — Сказатьяснее Куп просто не мог. Он не сомневался, что на сей раз Палома поняла егоправильно, но меньше чем через полчаса она доложила, что ему звонят.

— Кто звонит? — рассеянно переспросил Куп. Онтолько что прикончил яйца «в мешочек», так густо посыпанные перцем, что во ртуу него все горело, и читал новый сценарий, присланный одной из студий сутренней почтой, надеясь, что в нем найдется для него подходящая роль.

— Я не знаю. Похоже, чья-то секретарша, — пожалаплечами Палома, и Куп взял трубку.

Это была Шарлей. Она истерически рыдала и утверждала, чтоони должны немедленно встретиться. Она даже сказала, что, если они не увидятся,у нее будет нервный срыв, и Купу потребовался почти час, чтобы ее успокоить.Одновременно он пытался втолковать Шарлей, что их отношения зашли в тупик и чтоим обоим будет только полезно, если некоторое время они не будут встречаться.Куп не сказал ей, что всю свою жизнь он старался избегать подобных осложнений ичто видеться с ней снова он не собирается.

Когда он наконец счел возможным положить трубку, Шарлен всееще плакала, хотя и не так бурно, но тут Куп ничего не мог поделать.

Закончив разговор, он — как был, в пижаме — отправилсяразыскивать Палому.

Разъяренный Куп нашел ее в гостиной, где она пылесосилаковер. На ней были новенькие ярко-красные пушистые тапочки и неизменныесолнечные очки в ядовито-малиновой оправе. Как и следовало ожидать, они былиукрашены крупными фальшивыми бриллиантами. За шумом пылесоса Палома не слышалани слова из того, что он ей говорил, и в конце концов Куп в бешенстве выдернулшнур из розетки. Пылесос в последний раз взвыл и затих, и Палома удивленновоззрилась на Купа, который стоял перед ней, уперев руки в бока, и зло смотрелна нее.